— Хм-м-м… — Джозеф растерялся. Переспорить дочь ему не удалось ни разу в жизни. Да, откровенно говоря, и не хотелось.

Анна воскликнула:

— Джозеф! Мне так нравится дом!

Молодой человек молча ждал развязки. Победа чуялась ему явственно, и он затаился, чтобы не испортить дело.

Дом ей понравился.

Мысли Джозефа в сотый раз возвращались к этому единственному «за». Она никогда ни о чем его не просила. Никогда, в сущности, не тратила денег, только на книги: ее немногие лишние доллары оседали в магазине «Брентано». Иногда она останавливалась на Пятьдесят седьмой улице перед витриной какой-нибудь галереи и говорила без сожаления, просто размышляя: «Будь я богата, непременно купила бы вот эту вещь», — и кивала на портрет ребенка или на пейзаж с лесной поляной. «Если цена в разумных пределах, я тебе куплю», — тут же вскидывался он. Она улыбалась: «Это Боден». Или еще кто-нибудь из европейцев, точнее, из французов, ей по душе все французское. «Он стоит не меньше двадцати пяти тысяч».

Дом ей понравился. Да, так теперь не строят, что верно, то верно. И хороший кусок землицы в придачу — совсем неплохо за эту цену, совсем неплохо. Земля здесь будет дорожать, ведь до Нью-Йорка рукой подать. То, что они просят, вполне можно отдать за одну лишь землю.

— Я подумаю, — сказал он агенту. — Позвоню через пару дней.

— Очень хорошо. — Молодой человек кивнул, словно Джозеф уже согласился. — Я вас нисколько не тороплю, но считаю своим долгом предупредить: на этот дом претендует еще одна супружеская пара.

Еще бы! Напрасно Анна так восхищалась домом у него на глазах. Очень зря. Так дело не делают.

— Что ж, я вам позвоню, — повторил он.

Ночью он долго лежал без сна.

Да, в доме, безусловно, есть что-то крепкое, настоящее, надежное, из минувшей эпохи. В нем даже есть отдаленное, но несомненное сходство с каменными особняками на Пятой авеню, на которые он восхищенно глазел когда-то, в начале века. Славная оправа для Айрис, она будет неплохо смотреться в этом интерьере. Именно в таких интерьерах старые родовитые семьи выдают дочерей замуж. Унаследованное богатство всегда чуть старомодно и припахивает нафталином. Он усмехнулся. Ишь куда завело! Родовитые семьи! Унаследованное богатство! Ладно, лишь бы эта покупка пошла на пользу Айрис. Так сказать, подняло ей цену. Пусть дом придаст ей то очарование, которого не обрести в вест-сайдской квартире.

Он смутился от собственных мыслей. И расстроился. Что же, получается, его дочь — предмет продажи? Нет! Но, как ни крути, девочке надо выходить замуж. Кто позаботится о ней, кто приласкает? Отец-то рано или поздно умрет.

Что же с ней происходит, с Айрис? С его любимой, чудесной девочкой? Он пробовал обсуждать это с Анной, но Анна отчего-то совершенно не может говорить об Айрис. И, видя, как ей больно и трудно, он сразу умолкает. Анне куда легче говорить о Мори! Иногда ему хочется побеседовать начистоту с самой Айрис, но и это невозможно. Не спросит же он в лоб: «Как ты ведешь себя на свиданиях? Улыбаешься? Смеешься хоть чуть-чуть?» Ха! На свиданиях! С каждым годом их все меньше и меньше. И ей уже не так мало лет, целых двадцать шесть. А мужчин вокруг почти нет.

Так вдруг ей поможет дом?

За неделю он съездил туда еще трижды. То склонялся к мысли, что нужно покупать что-то поновее и повнушительнее, то снова вспоминал, как понравился Анне этот, именно этот дом. И в конце концов подписал купчую. Словно благословение. Он выводил свое имя, обуреваемый самыми сентиментальными чувствами. И ничуть не стыдился…

Он свернул к зданию, где находилась контора. Ожидая лифта, нашел себя на указателе: «Малоун — Фридман. Недвижимость и строительство». Расправил плечи. Вперед, без страха!

— Было несколько звонков, — встретила его мисс Доннелли. — Ничего срочного, кроме звонка от некоего мистера Лавджоя. Он хочет встретиться с вами сегодня днем.

— У меня в четыре встреча. Что еще за Лавджой? Что ему надо?

— Понятия не имею. Я сказала ему, что в четыре вы заняты, но он заявил, что придет в половине пятого и будет ждать, пока вы освободитесь…

Седовласый, говорит негромко, одет строго, чопорно.

— Не хочу тратить ни ваше, ни свое время, мистер Фридман. Мы оба занятые люди. Поэтому сразу перехожу к делу. Я прошу вас отказаться от покупки дома.

— Не понимаю.

— Агент совершил непростительную ошибку. Он должен был отдать предпочтение другим покупателям, нашим старым и очень близким друзьям… Дом ушел к вам буквально у них из-под носа…

— Все равно не понимаю. Я выписал чек, ваш агент составил договор о продаже…

— Я был в Каракасе, вернулся сегодня в полдень и, узнав о происшедшем, тут же поехал в город, чтобы встретиться с вами. Я действительно передал агенту право продажи дома, но подразумевалось, что он отдаст безусловное предпочтение нашим друзьям, если они надумают его купить.

— Видно, не надумали, раз он продал его мне.

— Агент — юноша без всякого опыта. Он серьезно ошибся и, полагаю, серьезно наказан. Я искренне сожалею, что так вышло.

А вдруг это — предзнаменование? Подсказка: этот дом не для тебя. Может, снова поездить, поискать, благо погода хорошая, да и найти что-нибудь подходящее — уже на его, Джозефа, вкус?

— Я готов вернуть вам чек и добавить две тысячи сверху, — сказал мистер Лавджой.

Джозеф повертел ручку, постучал ею о пресс-папье. Неспроста этот Лавджой суетится. Джозеф ощущал смутную опасность, даже угрозу. Как в потемках: знаешь, что в комнате кто-то есть, но не видно ни зги.

Джозеф решил побороться.

— Моей жене очень нравится дом.

— Да-да, конечно… Но этот человек… Наши жены учились вместе в пансионе. Для них очень важно жить по соседству.

Мистер Лавджой слегка подался вперед. Голос настойчивый, в глазах тревога. Мелькнула мысль: может, дело нечисто? Может, дом понадобился мафии? Нет, ерунда. Этот человек принадлежит к вполне определенному классу — банкир, биржевик или владелец судовой компании. Что-нибудь в этом роде. Одежда, лицо, выговор… Нет, с преступным миром он не связан.

— Вы знаете женщин… мы будем очень благодарны, если вы откажетесь от покупки… для нас это очень важно, поверьте… Тот же самый агент найдет вам прекрасный дом, еще лучше этого. Откровенно говоря, — тут он улыбнулся, — вы, без сомнения, заметили, что дом стар и разваливается на глазах.

Этот человек пытается на него давить. Вежливо, но упорно. Джозеф такого не любит.

— Заметил, — кивнул Джозеф. — Почти развалился. Но, повторяю, он понравился моей жене.

Мистер Лавджой вздохнул:

— Быть может, вы приняли не вполне взвешенное решение? Вы, вероятно, не знакомы с окрестностями… Вы ведь не жили в наших краях раньше, верно?

— Мы живем в Нью-Йорке.