– Привязать ее за ноги к двум березам – пущай болтается, паскуда! Сколь крови она из народа попила!

– Постойте, люди добрые!

Теперь перед народом стояла, сияя доспехами и улыбкой, Марья Моревна, прекрасная королевна. А рядом с ней, поправляя всклокоченную бороду, выпячивал для пущей храбрости волосатую грудь леший Мартемьян.

– Люди добрые, – обратилась к толпе прекрасная воительница. Знаете вы меня, и честность моя вам тоже известна.

– Знаем, знаем!

– Вот я и жених мой, а вскорости и супруг законный, Мартемьян Северьяныч, просим отдать нам Аленку на перевоспитание. Казнить ее смертью лютою грешно, поскольку она женщина в тягости, а в нашем обществе она уму-разуму научится. Будет жить с нами в Чертоногом лесу, свежим воздухом дышать, травами лекарственными здоровье поправлять, грибами да ягодами питаться… К тому же из этого леса она никогда не сбежит, поскольку Мартемьян Северьяныч там главный начальник.

– Быть по сему! Пущай Аленка в лесу живет! Теперь она будет у нас партизанкою!

– Га-га-га!

– Гы-гы-гы!

– Нет, уж лучше смерть! – вскинулась было Аленка, но, встретив выразительный взгляд Руфины, только поежилась и вздохнула.

– Ну, православные, – развел руками царь Иван. Кажись, теперь со всеми разобрались.

– Разобрались!

– Кстати, спросить хотел, а почтарскую службу мы захватили?

– Моя захватила! – гордо выкрикнул Тудыратым.

– Тогда все в порядке. Гуляйте, православные! Празднуйте победу! А с завтрашнего дня страну возрождать примемся.

– С завтрашнего не получится, царь-батюшка! – проныл кто-то из толпы.

– Это почему? – нахмурился Иван.

– Так головы же с похмелья болеть будут… Такого понастроим.

– Резон! – засмеялся царь. Ладно. Гуляй, народ, всю седмицу! Но с понедельника, чтоб за труды!

– Так точно, царь-батюшка!.. И потекло рекой, закружилось вихрем, завертелось волчком большое кутежанское веселье. Благо пряников кутежане напекли загодя. И браги наварили.

Словно предчувствовали свою скорую победу.

* * *

– Скучаешь?

Я отвернулась от окна, за которым царило народное гулянье, и неловко улыбнулась:

– Нет. Просто… Сказка кончилась.

Руфина подошла ко мне, положила руку на плечо. В человеческом обличье царица была удивительно хороша. Вот только глаза она себе оставила кошачьи. Янтарные.

– Красиво ты трон сыну передала. Я была просто растрогана. Ты действительно больше не хочешь быть царицей?

– Как тебе сказать, Василиса… Утомительна мне суета дворцовая. Да и с Ко Сеем у нас…

– Роман? Он же тебе почти родственник!

– Почти! – Руфина подняла вверх пальчик. Это мелочь. Привыкла я к нему. Он вообще неплохой мужик, хозяйственный. Собираемся с ним репу мариновать. По старинному рецепту кидайской кухни – с острым перцем и пчелиным ядом…

– Что ж, поздравляю, – улыбнулась я, – Рада за тебя.

– А я вот за Марью Моревну рада, – неожиданно сказала Руфина. Я уж боялась, что так она в девках и останется, никого себе по сердцу не найдет… Сколько богатырей вокруг нее отиралось, а она лешего полюбила!

– Сердцу не прикажешь… Кстати, она отдала тебе колечко? То самое?

– Нет.

– И мне не отдала. А обещала…

Мы с Руфиной поглядели друг на друга и захохотали.

– Замучает она своего лешего с этим колечком.

– Ну и что! Может, у нее такие сексуальные потребности…

– Ох и болтушка ты, Василиса…

– Ничего подобного…

Я снова уставилась в окно. Из царских покоев хорошо была видна площадь и царящее на ней веселье. Только в самом дворце было тихо. Новый царь бражничал с народом, Василиса Прекрасная побежала в дом к бедной Мари фон Кнакен: у той от пережитых волнений начались преждевременные роды. Конечно, Василисе и самой скоро рожать, вот она и решила морально готовиться.

Охранник сказок отправился в свои пенаты, мельком пообещав мне, что вернет компьютер. За Охранником увязался Сэм. Видимо, они здорово сдружились.

Тудыратыма торжественно приняли в богатырское братство. Теперь поверх лисьей шубы он нацепил кольчугу. Выглядело это устрашающе.

Фондей Соросович, не откладывая дела в долгий ящик, уже выехал из Кутежа с арестованным фон Кнакеном. Говорят, помимо переводчика их взялись сопровождать богатыри Маздай Маздаевич и Елпидифор Калинкин. Наверно, решили поглядеть на иные страны…

– Василиса…

– Да?

– Лицо у тебя печальное.

– Это тебе кажется, Руфина.

– Меня не проведешь. Скажи честно: тоскуешь ты по своему Ваньке? Я вздохнула:

– Честно – да.

– Влюбилась?

– Похоже на то.

– Это хорошо, – загадочно сказала Руфина.

– Чего ж хорошего, если его нет…

– Будет, Василиса, будет.

– Когда? Сказка уже кончилась. Затягивать сказки – пропащее дело.

– Посмотрим… – В голосе Руфины сквозила неопределенность. Кстати, возьми. Она протянула мне распухшую от бумаг папку.

– Что это?!

– Твоя диссертация.

– Как? – Я начала ворошить листы. Ты что, за меня ее написала?!

– Нет. Куда мне диссертации писать! – усмехается Руфина. Ты создала ее сама. Точнее, ее создало твое пребывание в сказке. У тебя на руках уникальный материал. Ты сумела взглянуть на сказку глазами участницы. Защита тебе обеспечена.

– Спасибо… Руфина, но ведь не за этим же я сюда попала! Я все время задаю себе этот дурацкий вопрос и не могу на него ответить: зачем я оказалась в сказке?! Зачем вообще человеку моего мира с его прагматизмом и безверием вдруг примерять на себя сказочные одежды?!

– Может быть, для того, чтобы было поменьше прагматизма. И безверия, – усмехнулась Руфина. А вопрос твой действительно дурацкий. Я тебе сто раз объясняла: понравилась ты мне. Захотелось, чтобы у сына была вот такая жена.

– И все?!

– И все! И хватит об этом.

– Конечно, хватит. Только Ивана все равно нет. А диссертацией можно топить печку. –Где мне ее защищать – в Кутеже?!

– Почему в Кутеже? – Руфина странно улыбнулась. Аудитория триста седьмая…

– Что?..

У меня возникло такое ощущение, будто я сильно приложилась лбом о деревянную дверь. Пришлось крепко зажмуриться и подождать, пока перед глазами не перестанут скакать крошечные огненные зайчики.