я достаю его, сжимая челюсть, когда вижу, что это неизвестный номер.

Я подношу палец к губам, отвечая, и в трубке раздается резкий голос с акцентом.

— Я вижу, ты жив, ассасин. Они все спаслись или только ты?

Я ничего не отвечаю, стиснув зубы, а с другого конца раздается глубокий смешок.

— Отлично. Храни свои секреты. Для меня это не имеет значения, скоро я узнаю, скольких мне еще нужно убить. Ты — тот, на кого я больше всего надеялся, что останется в живых, ты — главная фигура в моей маленькой игре в месть. Итак, вот правила, Левин Волков. Полагаю, ты уже нашел, где я остановился, у тебя умная банда преступников, с которой ты бегаешь, но если нет, то я уверен, что ты скоро это поймешь. Приходи, чтобы найти меня, и приходи один. Если же ты не последуешь инструкциям… что ж, я не могу обещать, что твоя красавица-жена умрет быстро, но, как ты, я уверен, знаешь, есть множество способов заставить человека умирать гораздо медленнее. Я слышал, ты даже сам применял некоторые из них в прошлом. И при этом все считают тебя хорошим человеком. — Голос затихает. — Приходи один, Левин. — Слова повторяются, ровные и тяжелые. — Или мы сыграем в другую игру — сколько времени может прожить человек без плоти, прежде чем начнет умирать?

Меня тошнит от этого. От всего этого, от каждого слова. Я не произношу ни одного слова, рука сжимает телефон так крепко, что кажется, он может сломаться, и я слышу последний смешок, прежде чем линия обрывается.

Мне требуется мгновение, чтобы опустить трубку. Меня трясет от мелкой, яростной ярости, которая пронизывает каждую частичку моего тела, и я вижу, как она отражается на лицах остальных, и они тоже понимают, насколько я зол.

— Это был Диего. — Найл не задает вопрос. — Что он сказал?

Я передаю разговор остальным и вижу, как та же ярость отражается на лице Найла и, в меньшей степени, остальных, когда я заканчиваю говорить. Я чувствую, как на меня наваливается туман ярости и горя, как это близко к тому, как я потерял Лидию и нашего ребенка, и давит на меня так, что кажется, будто я могу быть раздавлен им. Это слишком личное, как предупреждал меня Джейкоб, но я не могу позволить им уйти без меня. Я не могу полностью доверить это другим.

Я должен быть рядом с ней.

— Мы все поедем, — твердо говорит Лиам, когда проходит несколько секунд. — Кроме Коннора, конечно, не думаю, что он сможет передвигаться еще какое-то время. Но ты, я, Найл, Джейкоб и Макс отправимся по координатам, указанным Бет.

— Мы должны найти способ обойти его настойчивое требование, чтобы я пришел один.

Лиам кивает.

— У меня есть план на этот счет. Бет упоминала, что может манипулировать системой безопасности. Ты войдешь первым, сделаешь вид, что ты один, и предложишь обменять себя на Елену. Доберешься до нее, будешь заговаривать Диего. А потом, когда Бет убедится, что они нас не засекут, остальные, с подкреплением пойдут следом. — Он оглядывает комнату. — Все согласны?

Это лучший план, который я могу предложить. Мы несколько раз обдумываем его, ищем дыры или потенциальные пути, по которым он может пойти не так, ищем альтернативы. Времени на обсуждение не так уж много, и как только становится ясно, что мы достаточно хорошо понимаем, что даст нам наилучшие шансы, используя план Лиама, нам ничего не остается делать, как готовиться к отъезду.

— Джейкоб отправит сообщение остальным людям, — говорит Лиам. — Пойдемте и подготовимся. Нельзя терять время.

***

Мы, конечно, не можем подъехать прямо к дому, где их держит Диего. Машина припаркована достаточно далеко, так что, если у Диего и есть патрули, они вряд ли ее обнаружат. Лиам и остальные держатся в стороне, а я начинаю пробираться к дому.

У меня с собой только мой обычный пистолет. Мне кажется, что вскоре после того, как я доберусь до дома, меня все равно разоружат, так что не было никакого смысла вооружиться. Я просто намерен убедиться, что получу его обратно, когда все закончится.

У входа в особняк, который можно назвать особняком, стоят несколько крепких охранников. Я подхожу к ним, чувствуя напряжение в каждой линии своего тела, но сохраняя при этом такое же безучастное выражение лица, как и всегда. Если я мог сохранять покер-фейс в Рио-де-Жанейро, то смогу сделать это и сейчас.

Охранники мгновенно подаются вперед, когда я приближаюсь.

— Какого хрена тебе надо? — Огрызается один из них, и я одариваю его легкой ухмылкой, которая совершенно не сочетается с яростью и страхом, сковывающими каждый сантиметр моего тела.

— Левин Волков, пришел повидаться с Диего. Он позвонил и попросил встретиться лично. Как видите, я пришел один, как и было велено. — Я указываю на пустое пространство вокруг и позади себя, и охранник сужает глаза.

— Подожди.

Все как обычно. Они связываются по рации, получают ответ, что я говорю чертову правду, и ведут меня в дом. Я уже проходил через эту песню и танец, и, хотя я искренне надеюсь повесить эту шляпу после того, как вытащу отсюда Елену, я также надеюсь, что проживу достаточно долго, чтобы сделать этот выбор. Это так же знакомо мне, как старая хореография. Я следую их примеру и позволяю вывести себя в фойе. Я даже отдаю свой пистолет, запоминая лицо человека, который забирает его у меня.

Я всажу в него пулю еще до конца ночи.

Эта мысль успокаивает меня. Это я могу сделать. Это мне знакомо. Притвориться, что соглашаюсь со всем этим, притвориться, что у меня нет никаких идей хотя, думаю, Диего достаточно проницателен, чтобы понять, что я не пойду на это без какого-либо плана. Хотя, возможно, он делает ставку на то, что я достаточно беспокоюсь за Елену, чтобы не иметь запасного плана.

Это был бы лучший исход.

Охранники ведут меня в кабинет, расположенный слева. На ковре кровь, и я чувствую, как сжимаются мои кулаки, надеясь, что это не кровь Елены или Изабеллы. Если это так…

Спокойно, Волков. Время для насилия будет позже. Сейчас время для разговоров.

Охранники держат меня на одной стороне комнаты, и через мгновение дверь открывается, и входит Диего. Он сразу же замечает меня, довольная ухмылка расплывается по его лицу, и он останавливается передо мной.

— Волков. Как хорошо, что ты пришел. Конечно, я так и планировал, учитывая, что у нас есть твоя жена.

— Лучше бы она была в целости и сохранности, — рычу