Все это подтверждает вывод об отсутствии разумной кадровой политики. Во всех развитых странах Запада и Востока интеллект, профессиональные знания считаются наиболее ценным фактором и условием общественного прогресса. Не случайно лучшие умы отбираются не только внутри страны, но и на мировом интеллектуальном рынке. Соответственно, на высших должностях в государстве могут оказаться только профессионалы.

Тем не менее уже приблизительно через год после августовской эйфории настроения в обществе стали меняться. И было от чего. Вместо ожидавшегося улучшения уровень жизни падал. Сократились объемы производства, в несколько раз выросли цены, появилась безработица. Все это приводило в состояние шока. Как раз в этот момент Съезд народных депутатов РСФСР пытался предпринять запоздалые меры по ограничению полномочий исполнительной власти. В итоге разразился сильнейший политический кризис. Те, кто еще вчера безоговорочно ратовал за запрет КПСС, начали уходить в оппозицию.

Самое примечательное: линия раскола проходила уже не между «вчерашними» и «сегодняшними», а внутри еще недавно единого политического альянса. Оппонентами «победителей» становились их недавние сторонники, переходившие на другие позиции. Например, академик Академии медицинских наук Сиденко – депутат от Ростова, доверенное лицо Ельцина во время президентской кампании, или Михаил Челышев, кандидат физико-математических наук, – доверенное лицо по Ульяновской области. Спустя год они, как и десятки и даже сотни других заметных людей, оказались в оппозиции к новой власти.

Линия раскола прошла и между первыми лицами государства, стоявшими рядом на одной трибуне в дни августа 1991-го: между Президентом Ельциным, с одной стороны, и Председателем Верховного Совета Хасбулатовым – с другой. Причем с течением времени это противостояние не ослабевало, а усиливалось. И это была не единственная трещина. То же самое происходило и внутри структур исполнительной власти, начиная с ее верхних этажей. Раскол по линии «Президент – вице-президент» был такой же чертой политического кризиса, как и по линии «Президент – парламент». И он шел еще глубже: в администрацию Президента, во взаимоотношения Президента с руководителями и исполнительной, и особенно законодательной власти субъектов Российской Федерации.

Хотя Ельцин, Хасбулатов и их сторонники пришли к власти вместе, им потребовалось совсем короткое время, чтобы они вступили в конфронтацию друг с другом. Их противостояние приобрело огромные масштабы, стало одной из самых драматических политических страниц новейшей российской истории. Хасбулатов и примкнувший к нему Руцкой выдвигали лозунги, не пытались просчитать последствия своих поступков. Они не учитывали, что противоположная сторона, Ельцин с его упрямством и властной хваткой, может пойти на крайние меры. Результат хорошо известен: танки на улицах Москвы, расстрелянный танками парламент. Возможности переговорного процесса не были полностью использованы. Все это свидетельствовало об отсутствии государственной мудрости, выдержки, опыта. Тогда произошел раскол между различными политическими силами, который еще много лет крайне негативно сказывался на общественных настроениях.

Противостояние отразилось и на характере новой Конституции России, принятой в декабре 1993 года. Именно под его воздействием ключевые властные полномочия сконцентрировались в руках Президента, а роль парламента оказалась приниженной. Конечно, политический фон, на котором шла работа над текстом Конституции, требовал централизации властных полномочий, создания условий, которые исключали бы повторение войны между ветвями власти.

При анализе событий осени 1993 года уместна аналогия с 1991 годом. В августе 1991-го танки уже были введены в Москву. К счастью, у советского политического руководства нашелся достаточный политический опыт; его представители понимали, что армия и методы подавления не должны использоваться для решения политических проблем. Поэтому, хотя демонстрация силы все-таки состоялась, дальше этого дело не пошло.

Говоря о размывании лагеря «победителей» после августа 1991-го, стоит задать вопрос: а существовала ли когда-нибудь эта группа, не считая нескольких послеавгустовских недель или месяцев? Думаю, вряд ли. В этом меня убедили многие наблюдения и беседы, состоявшиеся осенью 1992 года.

Хорошо запомнилась встреча с Юрием Владимировичем Петровым, руководителем администрации Президента. Петров сменил Ельцина на посту первого секретаря Свердловского обкома КПСС, когда тот в середине 1980-х годов уехал в Москву и возглавил столичную партийную организацию. В конце 1980-х Петров был отправлен послом на Кубу. Вероятно, за свое выступление, достаточно смелое и неординарное, на XIX Всесоюзной конференции КПСС. Тогда существовала традиция: проштрафившихся руководителей посылать на длительное время на дипломатическую работу за границу. Так их отодвигали от активной деятельности в стране. По тому, куда направляли, можно было судить о тяжести прегрешений. «Краем земли» считалась Монголия. Но и Куба была ненамного ближе. Я уже тогда знал Юрия Владимировича, и мое мнение о нем было самым положительным. После возвращения с Кубы Петров вышел на работу и в первый же день – это было 19 августа 1991 года – попал, что называется, из огня да в полымя. Вскоре его назначили руководителем администрации Президента.

Наш разговор был содержательным и полезным. Я просил Петрова убедить Президента, что в условиях нарастающего экономического кризиса важно отказаться от идеологических предубеждений и привлечь в сферу управления народным хозяйством знающих, компетентных людей. «Министры союзного правительства или их заместители, оказавшиеся не у дел, – это опытные хозяйственники-практики, уникальные специалисты, прошедшие солидную школу. Они имеют неоценимый опыт и поэтому в создавшемся положении особенно нужны стране». Таковы были мои аргументы.

Юрий Владимирович согласился, пообещал подумать. Уверен, он сделал все, что от него зависело. Тем более что мое предложение совпадало с инициативами, исходившими от других политиков. Какие-то подвижки тогда произошли. А вот насколько глубоко и серьезно могли они повлиять на изменение ситуации, это зависело, думаю, не от Петрова. Кадровую политику определяли другие люди из ельцинского окружения.

Первое, что я должен был сделать, оказавшись в Верховном Совете России, – определить приоритеты будущей работы. Близкими для меня в то время были вопросы федеративного договора и национально-государственного устройства страны. Ведь и избран я был депутатом Совета национальностей Верховного Совета. Другая значимая проблема – отношения с государствами СНГ.

Главной же точкой отсчета в системе политических координат была для меня ситуация на Северном Кавказе. В первую очередь интересовало то, что происходит в моем избирательном округе, в Северной Осетии, как складываются отношения с соседями.

Каким показался мне тогда, в конце 1992 года, Верховный Совет РСФСР? По сравнению со многими коллегами я был политиком со стажем, поэтому избегал поспешных, опрометчивых шагов. Не вступил ни в одну из так называемых радикальных или либеральных оппозиционных фракций. Будучи настроен несколько консервативно, я не стремился быть вовлеченным в политические вихри того времени.