Очевидно, что позиция Попова спустя десятилетие радикально изменилась. Одно дело – разрушить, убрать с исторической сцены, совсем другое – реформировать. Свидетельства людей с такой политической биографией помогают объяснить и мою точку зрения.

Разумеется, в те годы существовали объективные причины для недовольства КПСС, критики в ее адрес. Одна из основных заключалась в том, что политические методы, которые использовала партия, во многом повторяли устаревшие управленческие технологии 1930-х – 1950-х годов. Партия перестала поспевать за переменами в обществе. Даже в ходе перестройки предлагавшиеся решения часто не соответствовали масштабу задач. Предпринимавшиеся внутри КПСС попытки модернизировать ее политический и идейный арсенал далеко не всегда были продуманными и эффективными. В результате КПСС, а вместе с нею и страна топтались на месте, растрачивая время и энергию. Однако было бы ошибкой считать, будто непродуктивность этого процесса видели только Попов и его коллеги по Межрегиональной депутатской группе. Более остро необходимость кардинальных изменений осознавалась в самой партии, причем не только внутри ее московского активного «ядра».

Оглядываясь из сегодняшнего дня на события тех лет, вспоминая о тогдашнем состоянии умов и настроениях, еще раз убеждаюсь: партия имела возможности и потенциал для самосовершенствования. Ликвидация, а тем более самоликвидация, к чему призывали радикальные «демократы», была бы непростительной ошибкой – не только для партии, для всей страны. Партии предстояло развернуться лицом к современности, и она уже двигалась к этой цели. Кардинальный поворот был трагически прерван внешними обстоятельствами в августе 1991 года.

Конструктивный диалог КПСС с «демократами», совместная деятельность по созданию сбалансированной политической системы в СССР имели бы колоссальное значение. Если бы такая работа стала целенаправленно осуществляться, многие из имевшихся в Советском Союзе проблем были бы сняты. Однако этот шанс был упущен. Ни одна из сторон не смогла найти в себе силы остановить конфронтацию, сделать шаг навстречу друг другу.

Понимание этой упущенной возможности пришло не сразу. Причем, как показывает признание того же Гавриила Попова, переоценка произошла в обоих лагерях. Учитывая современные проблемы России, подобное переосмысление стиля политической жизни имеет не только историческое значение. Оно должно помочь созданию своеобразных амортизаторов для начинающих политиков. Когда обстоятельства выдвигают их на первый план, следует бережнее, осмотрительнее обращаться с достающимся «материалом» – так, чтобы созидать, а не разрушать.

Если бы признание, подобное поповскому – о возможности (и необходимости) для «демократов» цивилизованного «партнерства-соперничества» с КПСС, – делалось не задним числом, а лет на десять – двенадцать раньше, то история – не только СССР, но и всего мира – могла бы сложиться иначе.

Несколько лет назад Попов в одной из публикаций сообщил, что некоторые члены Межрегиональной группы проявляли интерес к встрече со мной в то время, когда я был членом Политбюро ЦК КПСС и секретарем ЦК по идеологии. Однако тогда столь нужный разговор не состоялся. Сегодня можно лишь сожалеть, что у «демократов» не хватило политической воли сделать хотя бы первый шаг: проявить инициативу, попытаться наладить общение, обсудить имеющиеся проблемы.

Первые более или менее содержательные контакты с деятелями «демократической волны» начались у меня только с конца 1992 года, когда я был избран народным депутатом России от Моздокского района Северной Осетии. Это было время, когда к активной политической деятельности начали возвращаться мои коллеги по работе в секретариате и Политбюро ЦК КПСС: Петр Лучинский, ставший впоследствии президентом Молдавии, Егор Строев, избранный губернатором Орловской области и позже председателем Совета Федерации, и другие.

Когда я после многомесячного перерыва не без волнения вошел в Георгиевский зал Большого Кремлевского дворца, где через несколько минут должно было начаться заседание Съезда народных депутатов России, со стороны послышалось оживление. Посмотрев туда, увидел Бэллу Куркову, Олега Басилашвили, Галину Старовойтову – популярных, ярких депутатов от Ленинграда. Мое появление удивило их. «Кто идет?» – спрашивала Старовойтова, обращаясь к соседям. Она, видимо, помнила меня в лицо, но хотела еще раз перепроверить. Великий Басилашвили довольно громко подтвердил, что это Дзасохов, «тот самый, который был секретарем ЦК КПСС». Я тем временем занял свое место в зале. За моей спиной было доверие десятков тысяч избирателей.

Перед тем как на том же заседании мой депутатский мандат должны были подтвердить общим голосованием, Старовойтова подошла к микрофону и спросила, почему на место предыдущего депутата от Моздокского района, бывшего первого заместителя председателя Комитета государственной безопасности СССР Филиппа Бобкова избран именно Дзасохов. Она не стала разъяснять суть своего вопроса, однако понять ее можно было примерно так: вместо «чекиста» пришел «партократ». Однако на парламентариев эти рассуждения не произвели впечатления. Даже малейших оснований оспаривать мой депутатский мандат, добытый в честном соперничестве, не было, и мои депутатские полномочия без каких-либо дискуссий были подтверждены. В перерыве Старовойтова подошла ко мне и спросила что-то еще, уточняя свой первый вопрос от микрофона. Этим она как бы попыталась дать понять, что действовала без злого умысла. Ну и хорошо.

Уже в Государственной думе и со Старовойтовой, и с другими «демократами» у меня сложились вполне толерантные рабочие отношения. Сама Галина Васильевна оказалась неплохим специалистом в этнополитических вопросах, мы очень профессионально обсуждали с ней многие проблемы.

В декабре 1993 года прошли выборы в первую Государственную думу – уже в новую эпоху, в условиях дезинтеграции союзного государства. Парламент новой России формировался по системе прямых выборов, в условиях открытого и острого соперничества большого количества кандидатов. Меня избрали депутатом избиратели Осетии, в частности Моздокского избирательного округа. Главной сферой моего внимания было положение в республике и на всем Северном Кавказе.

Благодаря существенным изменениям, происходившим в России, в деятельности Государственной думы на первый план вышли международные связи. Мне удалось реализовать свои возможности как международнику. Вначале в составе постоянной делегации РФ в Парламентской ассамблее Совета Европы, а с 1996 года в качестве руководителя этой делегации. Именно в 1996–1997 годах во Дворце Европы в Страсбурге, где проходили пленарные заседания ассамблеи, разворачивались острейшие дискуссии, связанные с положением на Северном Кавказе. Европейское парламентское сообщество, как правило, выступало с осуждением подходов правительства РФ, его вынужденных мер по пресечению сепаратизма. Доклады о положении в Чечне и на Северном Кавказе делали видные европейские политики и парламентарии Рудольф Биндинг из Германии, Элизабет Андерсен из Великобритании, Мигель Мартинес из Испании. Дворец Европы стал центральной европейской трибуной, на которой российские парламентарии отстаивали интересы территориальной целостности своей страны. В нашу делегацию входили известные в стране политики Геннадий Зюганов, Владимир Жириновский, Григорий Явлинский, Ирина Хакамада, Владимир Лукин, Сергей Глотов, Сергей Ковалев и другие. Различия в оценках внутриполитической жизни страны, особенно положения на Юге России, были очевидны и мешали солидарной работе. Однако согласие по принципиальным вопросам внешней политики обеспечили вступление нашей страны в Совет Европы. За всеми этапами вступления лично следил Президент страны Борис Ельцин.