Майданщик нервно сглотнул.

— Ты же знаешь, Кирьян, я тебя всегда рад принять в своем доме. Но скоро ко мне должна нагрянуть целая толпа родственников, что же я им скажу?

На столе стояла статуэтка из черного агата — женщина, держащая на голове кувшин. Какое-то заморское творение. Взяв в руки статуэтку, Фартовый не без удовольствия осмотрел ее со всех сторон. Настоящую вещь видно сразу.

— А внизу-то номерок имеется. Русский музей?

Майданщик глуповато улыбнулся:

— По случаю приобрел. Чего же отказываться, если само в руки шло.

— Тоже верно… Только ведь народец к тебе разный захаживает, могут и капнуть куда не следовало бы. Так что поберегся бы, Иосиф Львович, это тебе мой дружеский совет. Спрятал бы ее, что ли. Хозяйство-то у тебя солидное, чего же ты будешь палиться из-за какой-то статуэтки. А может, тебе взять да и подарить ее своему лучшему другу, который тебя на каторге спасал? Знаешь, я привередничать не стану. Что дают, то и возьму. Как говорится, дареному коню в зубы не смотрят.

— Послушай, Кирьян, это вещь очень дорогая.

— Ладно, ладно, успокойся, — примирительно усмехнулся Кирьян. — Пошутил я. Неужели ты думаешь, что я не понимаю. Да и не обижаю я друзей, — поставил он статуэтку на прежнее место. — Э-эх, хорошо живешь, родимый, — с удовольствием прошелся жиган по просторным комнатам. Тяжеловатый шаг заглушал толстый ковер. — Такой красотой себя окружил! Живут же майданщики!

— Христа ради! — перешел на горячий шепот Иосиф Львович. — Жена не знает, чем я занимаюсь.

— И кем же она тебя считает? — хмыкнул жиган.

— По коммерции я… Сейчас магазин у меня.

— И чем же ты торгуешь?

— Камушками.

— Ого, это ведь прибыльно!

— Обокрали меня. Не так давно подкоп под магазин сделали, все вытащили, мерзавцы!

— Это уже хуже, — искренне огорчился Кирьян.

— А ты разве не слышал об этом?

— Что-то припоминаю, — уверенно посмотрел на расстроенного хозяина Кирьян.

— Такое дело не скроешь… Чека им занялась.

— И что они нарыли?

— Они меня в свои дела не особенно посвящают, но похоже, что ничего утешительного. Может, ты знаешь, кто это сделал? Если бы сказал, так я бы тебе комиссионные отдал бы.

Фартовый выслушал его просьбу с серьезным видом.

— Да я тебе и за просто так этих сволочей найду! Какие счеты могут быть между друзьями? Эх, Иоська, как же я рад тебя видеть! — крепко тиснул Кирьян майданщика за плечи. — Если бы ты знал, как мне не хватает таких людей, как ты. Народ нынче боязливый пошел, как только услышат, что я в гости хочу пожаловать, так тут же дверь перед носом закрывают. Отговорки всякие ищут, а ты — дверь нараспашку! Вот за это я тебя ценю. Знаешь, я не буду злоупотреблять твоим гостеприимством, поживу у тебя всего лишь недельку, да и уеду. — Иосиф Львович слегка изменился в лице. — А как гости к тебе подъедут, так я в другую комнату переберусь. Мешать вам не стану, да они, наверное, и ненадолго… А лучше было бы отказать им. Надеюсь, ты не возражаешь?

Дыхание у Иосифа Львовича чуток перехватило. Лицо налилось краской. Расстегнув верхнюю пуговицу рубашки, он негромко выдавил:

— Не возражаю.

— Ну вот и договорились, — бодро отозвался Курахин, проследовав в соседнюю комнату. — Ведь кто-то же должен охранять тебя от жиганов. О, у тебя здесь мило, — осмотрел он стены, на которых были развешаны гобелены. — Знаешь, вроде как пространство создает, — раздвинул он руки в стороны. — Вот и комнатка небольшая, а такое впечатление, что в зале оказался. Здесь я и поживу. Вот что значит душа-человек! — не переставал восторгаться Кирьян. — Сейчас чекисты только за одно упоминание о Кирьяне к стенке ставят, а он к себе пригласил, кров предоставил.

— Только ненадолго, Кирьян. Сам понимаешь…

— Да я все понимаю, дорогой мой человек, знаю, на какие жертвы ты идешь ради нашей дружбы.

Послышался негромкий стук в дверь.

— А это еще кто? — встревоженно спросил хозяин.

Кирьян широко улыбнулся:

— Иоська, не стоит переживать, это мой человек.

— Ах вот оно что, надеюсь, он-то не будет здесь жить?

— За кого ты меня принимаешь! — обиженно протянул Кирьян.

— Моя квартира не должна превратиться в малину! В нашем доме живут весьма солидные люди. — Прижав руки к груди, он добавил: — Нет, Кирьян, ты не подумай, что я что-то имею против, но они могут заподозрить неладное и донести.

— Не переживай. Открывай дверь!

Явно нервничая, Иосиф Львович не без труда справился с замком и тут же был потеснен вошедшим в квартиру Егором Копыто.

— Где Кирьян? — спросил жиган.

— Он в той комнате. Э-э… Вы надолго?

— Не переживай, — устремился Копыто в указанном направлении. — Все будет путем!

Закрыв за собой дверь, Копыто выразительно закивал. Потрогал скатерть, вышитую золотыми нитями, и оценивающе протянул:

— А ты неплохо здесь обосновался.

— Давай без базара, — перебил его Кирьян. — Что там у тебя?

— Овчина на волю маляву передал.

— Что в ней?

— Спрашивает, что делать. Просит помочь ему.

— Передай ему, чтобы язык на замке держал. Может, проскочит. У них против него ничего нет, а то, что руки черные, так это с кем не бывает! Царапины и грязь он мог в драке получить. Пусть говорит, что в лесу спал, много дней не мылся. Таскался с бродягами. Сейчас много таких шляется. Авось пронесет.

— А если они его все-таки расколют?

— Даже если расколют, пусть все равно от всего открещивается, одно дело — один на магазин пошел, а другое дело — с Кирьяном, здесь точно к стенке поставят. — Кирьян ненадолго задумался. — Есть у меня один человек. Я ему много добра сделал, пусть и мне поможет.

— Записка от Люськи пришла.

— А ей-то чего надо?

— Хочет увидеться.

— Вот они, бабы! То нос воротят, а то вдруг души не чают.

— И что ты думаешь?

— Сходить надо. Если женщина просит, да еще такая приятная куколка, как Людмила, то чего же отказываться? — Кивнув на дверь, он добавил: — Не хозяйкой же мне заниматься.

— Послушай, Кирьян, — понизив голос, значительно сказал Копыто. — Чует мое сердце, здесь что-то нечисто. Прежде Люська от тебя шарахалась, как от чумного, а тут вдруг видеть хочет.

— Эх ты, Копыто! — упрекнул его Кирьян. — Не знаешь ты женскую душу. А ты не подумал о том, что Кирьян ее просто с ума свел. Все тебе менты чудятся.

— С ней что-то не так. Раньше все улыбалась, а сейчас даже в глаза не смотрит.