Не будет ли, однако, и сам он признан виновным и приговорен к высшей мере наказания?

* * *

Аарон настолько привык к дождю, что не пытался укрыться от него, только наклонял голову, чтобы капли не попадали в глаза.

– Мы здесь все перемрем от холода, – проворчал Йосех. Аарон согласно кивнул.

– По крайней мере на новом месте она чувствует себя получше.

За два часа проб колдунья не потеряла больше ни одного заключенного, и только дважды ее подопытные кролики подвергались явной опасности.

Аарона даже подташнивало от волнения. Ведьма шептала какое-то длинное заклинание.

Вот Мо'атабар отозвал в сторону Фарука, чтобы дать ему какое-то поручение. Вот он похлопал Фарука по спине, и тот, обогнув крепость, затрусил прочь. Аарон сделал руку козырьком и еще раз оглядел зловещее здание. Он точно ощущал, что оно знает об их присутствии, ощущал и нечто иное – медленно пробуждающийся ото сна смертный ужас, угрозу. Аарон узнавал это чувство. С ним Кушмаррах жил всегда – кроме последних шести лет.

Он взглянул на Йосеха. Паренек ощущал то же самое. Как и все остальные.

На сердце Аарона лежала свинцовая тяжесть. Но он отказывался верить, что с Арифом что-то случилось. С его сыном все в порядке. Иначе и быть не может.

Из-за угла торопливыми шагами вышел брат Йосеха, Меджах.

– Слушай, Мо'табар, сюда идет странный тип. Вроде бы офицер ферренга, а в руках белый флаг.

Минутой позже появились Насиф с Рейхой. Насиф был разряжен по-геродиански. Он мельком глянул на Аарона и усмехнулся уголками губ, точно дивясь, что застал старого товарища в такой компании.

– Кто тут за главного? – спросил он.

Аарон указал на Мо'атабара.

Насиф подошел к дартарину. Тот с недоумением уставился на него: не часто встретишь геродиаиского офицера, как две капли воды похожего на кушмарраханина и с копной волос на голове.

Рейха остановилась в двух шагах от Аарона, опустив глаза на мокрую мостовую. Изредка она украдкой взглядывала на него, но тут же отворачивалась снова.

– Скоро мы проникнем в крепость, – сочувственно обратился к ней Аарон. – Мы нашли путь. Ждем только подкрепления.

– О… – Еле слышный шепот. Рейха покосилась на цитадель.

– Как ты?

– Прекрасно, – срывающимся голосом, тихим, как Мышиный писк.

– Ничего, Рейха. Тебе нечего стыдиться. Никто тебя не винит.

Она молча покачала головой, не отрывая глаз от земли.

– Я хочу остаться здесь, Аарон, – выговорила она чуть погодя. – Хочу забрать Зуки, когда мы попадем туда.

Аарон хотел возразить, что это невозможно, что женщине не место среди мужчин, штурмующих крепость, но вместо того сказал лишь:

– Здесь опасно.

Он понимал ее отчаяние, ее боль за сына, лучше, чем понимал тех немногих мужчин, которых называл своими друзьями.

– Знаю. Все равно я хочу остаться. Если… если с ним что-то не так… если что-то случится… Тогда опасность уже не имеет значения.

– Не нравится мне, как ты говоришь. Рейха.

– Я живу только ради Зуки, Аарон. Аарон не знал, что ответить, и потому промолчал. Мо'атабар тем временем что-то говорил Насифу о выводе геродианских войск из Кушмарраха.

Аарон впервые вдруг осознал, что, когда завтра утром взойдет солнце и начнется рабочая неделя, он, плотник Хэбид, скорее всего останется без места и лишится куска хлеба.

* * *

Позабыв про боль, Эйзел скатился по лестнице вниз.

– Торго! Торго! – орал он. – Где тебя черти носят, проклятый ублюдок, чтоб тебе голову вместе с яйцами оторвали! У нас нет ни секунды времени! – Не переставая кричать, он кинулся к комнатам Чаровницы.

Мертвенно-бледный, Торго распахнул дверь.

– Что случилось? Я думал…

– Не знаю, что случилось. Ты что, воображаешь, я могу читать их мысли?! Только вот невесть почему они занялись Черным ходом Судьбы. Мы не можем позволить вскрыть его. Надо действовать!

Беда, что они, хоть и говорили об этом, не выработали четкого плана, как вести себя в подобном случае. Решения оставались прерогативой Чаровницы. Даже Эйзелу казалось, что хватит времени все продумать и устроить после ее пробуждения.

– Займись госпожой. Подними ее. Я попытаюсь предпринять все возможное, чтобы задержать их.

Торго застыл на месте – рот разинут, лицо бледное, глаза тупые.

– Пошевеливайся, Торго! Иначе всем нам не сносить головы!

Торго, пошатываясь, побрел в спальню Чаровницы.

Эйзел, прихрамывая, спустился на первый этаж. Слуги собрались здесь, сбились в кучу. Они уже трепетали, перепуганные его ревом. Все это были уцелевшие приверженцы Горлоха – восемь мужчин и двенадцать женщин. Да уж, похвастаться нечем, силы невелики.

– Слушайте, парни, – обратился Эйзел к мужчинам. – Раздобудьте себе какое-нибудь оружие. Враги пытаются прорваться через Черный ход Судьбы. Накар позаботился устроить там сотни всяких хитрых штук и ловушек. Подготовьте их, приведите в действие. Мы должны выиграть время, продержаться, пока госпожа не сможет прийти нам на помощь.

Слуги восприняли слова Эйзела довольно вяло.

– Эй! Подумайте хорошенько и зарубите себе на носу: стоит дартарам проникнуть в крепость, они никого не пощадят, никого не оставят в живых. Ни вас, ни меня, никого. – Он взглянул на женщин. Чем бы их занять? – Если кто из вас хочет помочь мужчинам, берите оружие и ступайте с ними. – К удивлению Эйзела, две служанки именно так и поступили. – Отлично. Остальные пусть поднимутся наверх и выполняют поручения Торго. – Злобная мысль мелькнула в голове Эйзела. – Подождите-ка. Ты и ты – присмотрите за ребятней. Будьте готовы по моей команде перевести их, в другое место.

Две последние женщины поспешно вышли из комнаты. Эйзел прихватил зажженную лампу и спустился еще ниже проведать Накара с Ала-эх-дин Бейхом. Но на этот раз он не обращал на колдунов ни малейшего внимания.

Он прошел мимо и лампой осветил темноту за идолом Горлоха. За пыльным черным занавесом находилась дверь, ведущая в покои, в которых пребывали жрецы до и после богослужений. Комнаты эти оставались нетронутыми с тех пор, как Накар в последний раз вышел из них – незадолго до появления Ала-эх-дин Бейха. Чаровница запретила касаться их.

Эйзел ничего не забыл. Он сделал несколько незначительных приготовлений, затем прошел в гардеробную, где по-прежнему висели священные облачения и хранилась храмовая утварь. Эйзел пробрался между жреческими мантиями к задней стене, достал нож.

Что-то щелкнуло.

Стена подалась, раздвинулась. Эйзел вступил в потайную каморку три на три метра. От своей лампы он зажег еще три и осмотрелся.