— Я не потерплю заговорщиков в своем стане! — Давно не видали великаши князя в таком гневе. У каждого из них мурашки побежали по коже. — Сын Иуды и сам Иуда! А я ведь любил тебя, Милош, и тебя, Милан! И верил вам, как себе.

Пожалуй, только Милош, собрав свою волю в кулак, не потерял присутствия духа.

— Пресветлый князь! Будь другое время, я вызвал бы клеветника на поединок. Сейчас же даже не собираюсь оправдываться. Скажу лишь одно: заговорщик, изменник сидит у тебя по правую руку, — при этих словах Вук Бранкович вздрогнул и задрожал от злости. — Мне же ты по-прежнему можешь верить, как себе. И я докажу это завтра же, с утра. Я сделаю то, что не осмелился бы сделать ни один из здесь сидящих. Я убью Мурата и стану ему ногой на горло.

Едва закончил, Милош повернулся ко всем спиной и вышел. За ним последовал и Милан Топлица.

…Уже давно стемнело. Неожиданно хлынул сильнейший дождь. А разбитый и подавленный князь Лазарь все еще сидел в церковной пристройке, где проходил совет. Казалось, он постарел еще на несколько лет. Последний военный совет и схватка на ней двух лучших воевод не придали ему лишней уверенности в благополучном исходе боя…

Слуга доложил о прибытии в стан сербского войска патриарха Ефрема. Слава Богу! Значит, завтра в церкви Самодрежи его воины получат высочайшее благословение. Надо бы принять святого отца, но у него уже нет сил подняться. И тут князь понял, что его одолевает сон. Кликнул слугу. Велел приготовить ему постель и все-таки позвать патриарха. Но встретиться и поговорить им так и не удалось. Когда патриарх вошел в покои князя Лазаря, тот забылся в тяжелом сне. Перекрестив князя и благословив его сон, патриарх вышел, велев слугам уложить государя в постель.

Закуковала, заплакала кукушка, птица печали. Князь от неожиданности вздрогнул, но тут же успокоился и спросил кукушку:

— Сколько же мне лет осталось на земле этой бренной жить?

Но не успела птица-вещун ответить на этот вопрос, ее спугнула белая голубица, часто-часто замахав крыльями и опустившись на ветку молодого дуба. Вслед за голубицей спустился с небес пред Лазарем ангел Господень и спросил его:

— Какое царство ты предпочитаешь, благочестивый Лазарь, царство земное или царство небесное?

Прежде помолившись про себя, князь так ответил ангелу:

— Если я предпочту царство земное, то оно незначительно, не вечно и преходяще. А небесное царство навсегда, на веки вечные…

61

Утро 15 июня было пасмурным. Но ветер уже разгонял тяжелые тучи, и день обещал быть погожим. Прошедший ночью ливень размыл почву, трава серебрилась от застывших на ней дождевых капель. Уровень воды в Лабе, на левом берегу которого и разыгралась чуть позже битва, поднялся на целых полметра. Впрочем, не надолго — до наступления полдневной жары.

Зато дышалось в эти утренние часы необыкновенно легко. Жаворонки в вышине затянули свою рассветную трель. Да и на земле пока еще было тихо, хотя оба противных лагеря проснулись с первыми лучами солнца. Каждое войско занималось своим делом — османские муллы служили сабах — первую утреннюю молитву, сербы причащались и получали благословение патриарха Ефрема в местной церкви Самодрежи.

И Мурат, и Лазарь в последний раз осматривали позиции. Султан был доволен своими подданными. Центр позиции, где он разбил свой шатер, был хорошо укреплен — возками, связанными единой цепью, и поставленными по кругу верблюдами, заостренными кверху и вкопанными в землю кольями, да еще выкопанными в нескольких местах и прикрытыми ветками и дерном волчьими ямами — ловушками для всадников. За одну ночь сделано немало. Даже прошедший дождь оказался на руку Мурату. Скользкая земля будет затруднять передвижение конницы.

В то время исход битвы на открытом поле решала конница. Вся конная масса лавиной либо в линию с выставленными вперед копьями мчалась на противника, а затем в давке наступала очередь поединков на мечах. Во главе всегда были латники. Пешцы лишь помогали конникам. Считалось, что сто всадников равны по силам тысяче пешцев.

Как правило, начинавшие битву лучники в последний момент перед столкновением отступали в тыл через строй конников. Их действия были непродолжительными, а результаты довольно слабыми, поскольку стрелы не способны пробить стальные латы. Поэтому больших надежд на них не возлагали, к тому же они мешали и собственным конникам. Пешцы с копьями шли вперед, когда нужно было устранить некое препятствие, в других же случаях они держались возле конников. Латнику, сброшенному с коня, необходима была помощь, чтобы снова встать на ноги.

В основном пешцы с копьями и алебардами участвовали в начале и в конце битвы, так как практически не могли противостоять коннице. И лишь швейцарцы в Европе, русичи да турки были исключением. Благодаря сильной центральной власти Османской империи раньше других своих основных противников удалось создать пехоту (янычар), которая могла противостоять не только коннице, но и латникам. К тому же дефанзивное, от обороны, построение войска, которое практиковал Мурат, давало ему еще одно преимущество перед сербами: турки могли защищаться и нападать, рационально комбинировать обоими видами борьбы в зависимости от тактических возможностей их военного потенциала на данный момент. В обороне пешцы принимают на себя удар конницы врага, ломают ее, а когда ситуация созреет, вперед бросается своя конница и одним ударом порой решает исход боя.

62

Наконец оба войска выстроились друг против друга на расстоянии двухсот метров. Почуяв богатую добычу, в небо взметнулись тучи воронья. Вся природа же, словно ожидая беды, затихла и напряглась. Даже ветер затаился где-то далеко-далеко, у Шар-Планинской гряды. И лишь кровавый диск солнца все быстрее становился смертельно бледным до рези в глазах шаром и катился по небу словно в поисках более подходящего для себя места.

Фронт османов вытянулся почти на два с половиной километра между Брничским ручьем и истоком другого ручья, впадающего в Ситницу.

Центр турецкого войска находился перед шатром Мурата. Переднюю линию центра, где-то до шестисот метров по фронту, заняли четыре тысячи янычар, выстроившихся в четыре ряда. По флангам переднюю линию закрывала другая часть пешцев — азапы, вооруженные копьями. Они занимали в глубину намного больше рядов, чем янычары, да и по фронту растянулись почти на километр. Перед азапами, в метре друг от друга, расположились лучники. За янычарами стояла конная гвардия, имевшая достаточно места и по фронту, и в глубину. Непосредственно за ними был обоз двора — около четырехсот человек.

Крылья были гораздо многочисленней — где-то около шестнадцати тысяч каждое. И впереди каждого крыла Мурат поставил по тысяче лучников. Это было специально обученное войско, по своему военному искусству превосходившее даже янычар, неплохих лучников.

Мурат вместе с Баязетом объезжал строй своих воинов. Султан больших речей не произносил, но заверил своих подданных, что победителей, особенно отличившихся в бою, ждут богатые дары. И воины Аллаха верили своему повелителю, ибо война всегда возвышала храброго воина (независимо от его прежнего достатка) и ниспровергала труса (пусть даже он и был состоятельным). На этом и строилась военная доктрина Османской империи.