в течение следующих десяти лет. Этот человек срубил дерево, чтобы съесть плод»[618].

Но Анжелика по-прежнему доверяет Сарагату. Теперь ее единственным кредо становится антикоммунизм. Над Европой опускается железный занавес холодной войны, надо делать выбор, с кем ты: с Москвой или с Вашингтоном. Оказавшись на этой развилке, она даже не сомневается, на чью сторону встать.

Глава двадцать седьмая

«Я не желаю реабилитации»

В 1952 году Анжелика окончательно переехала в Италию. Если бы она родилась в 1869 году, как утверждает ее наследник по завещанию Джорджо Джаннелли, ей было бы уже восемьдесят три года. Однако до сих пор я считал годом ее рождения 1877-й, а значит, ей семьдесят пять лет. Джаннелли говорит, что Балабанова всегда скрывала свой возраст, потому что «не хотела, чтобы ее считали старой». «Стариков отодвигают в сторону, ими никто не интересуется, а она хотела вести активную жизнь, продолжать встречаться с людьми, разговаривать, заниматься политикой, ездить по областям, деревням, как в молодости… Ее очень угнетало, что она уже не может этого делать, как по здоровью, так и потому, что партия не хочет, чтобы эта “зануда” путалась под ногами», – говорит Джорджо, сидя в гостиной своего дома в Кверчете, в Версилии, где висит фотография Анжелики, читающей Avanti!.

Пыл политической борьбы в ней не угас, неиссякаемый источник ее энергии – решимость принести справедливость в этот мир, и это несмотря на промахи, на людей, в которых она ошибалась, и неизбежность выбора, который ей приходится сделать в силу международной обстановки. Она снова хочет заняться женскими правами. Вернувшись в Италию, она предлагает Сарагату основать женское движение СПИТ. Женская эмансипация, участие женщин в общественной жизни, равная оплата труда – эти вопросы занимали ее всю жизнь. Однако в политике, где главное место принадлежит исключительно мужчинам, добиться этого очень трудно. Анжелика не отступает: если создавать массовое движение, необходимо вовлекать в него большинство населения страны. Нельзя допустить, чтобы в правительстве Де Гаспери не было ни одной социалистки (в правительстве есть единственная женщина: заместитель министра промышленности и торговли, христианский демократ Мария Чинголати Гвиди).

«Организация женского движения, – пишет ей секретарь СПИТ Сарагат, – всегда занимала мои мысли, потому что я хорошо знаю, что прозелитическая способность женщины не идет ни в какое сравнение с деятельностью самых активных лидеров. Поэтому на ближайшем заседании исполнительного комитета я предложу поручить тебе организацию женского движения»[619].

Женскую тему в правительстве даже не упомянули. И само обещание организации женского движения кануло в Лету. Когда пост секретаря занял Марио Танасси, ситуация ухудшилась: в 1954 году он даже раскритиковал назойливую и настойчивую старушку, которая в преддверии съезда вновь потребовала, чтобы ее включили в оргкомитет. Правда, уверял он, он не собирался «ограничивать ее личную свободу действий в партии»[620].

«Что касается моей свободы действий в партии, – с досадой отвечала Анжелика, – я благодарю вас, но не думаю, что это необходимо, поскольку я намерена пользоваться правами, которыми я обладаю как член Социалистической партии (и обладаю ими уже пятьдесят лет)»[621].

Социал-демократы заняты борьбой за места в ХДП. Им некогда думать о правах женщин или о Социалистическом интернационале, первый послевоенный съезд которого состоялся в Вене в 1955 году. Балабанову отправляют представлять их интересы. Ее сопровождает молодой журналист из Avanti! Джорджо Джаннелли.

Из Рима мы выехали поездом. У Анжелики была огромная холщовая сумка, похожая на хозяйственную. В ней было все: чай, пиалы, чашки, чайные ложки, одежда, резинки для чулок. Они то и дело сползали и сворачивались вокруг щиколоток. В Венеции поезд остановился, чтобы поменять моторный вагон, и она попросила меня сходить в бар за горячим чаем. Когда я ей его принес, она стала капать лимон в чай, но нож, которым она пользовалась, упал и разбил стакан, и чай пролился на пол. Балабанова была в отчаянии: она не могла жить без чая. В Вене ее ждал триумф. Ее принял президент Австрии, который был ее другом-социалистом. Она отправилась в ратушу: на пороге ее ждал бургомистр. Самая сильная сцена была, когда она вошла в зал, где проходил съезд. Выступал лидер лейбористской партии Клемент Эттли: увидев ее, он прервал выступление и сказал: «Товарищи, встаньте, в зал входит примадонна социализма». Раздались такие аплодисменты, каких я не слышал никогда в жизни[622].

Но в Италии, да и в партии «примадонна социализма» все больше и больше отходит на второй план, оказывается в изоляции. Она ищет издательство, чтобы опубликовать свою книгу с развенчанием Ленина, но все двери перед ней закрыты. В 1950-е годы кощунственно звучит утверждение, что без Ленина не было бы Сталина, что преступления, разоблаченные Хрущевым, уходят корнями в большевистскую революцию. Альберто Мондадори[623] хочет, чтобы Балабанова писала историю Ленина и ленинизма, «а не занималась психологическими исследованиями». Что касается стихов, то «я прошу ее еще немного потерпеть»[624]. В результате ни в «Мондадори», ни в каком-либо другом издательстве книга не выходит. Анжелика обратилась к Индро Монтанелли[625], но и тому не удается пристроить антикоммунистическую книгу бывшей революционерки. Таков удушающий конформизм в сфере культуры. Лишь одно небольшое и неизвестное издательство, близкое к социал-демократам, Editoriale Opere New, публикует в 1959 году ее книгу «Ленин вблизи». И тогда Балабанову охватывает страх: она боится, что ее убьют коммунисты.

Между тем американские товарищи ее не забывают. Норман Томас пишет Луиджи Антонини, что получил весточку от Анжелики Балабановой:

Она очень болела, но очень хочет остаться в Италии, где она сможет с полной отдачей работать при новом правительстве. Она не исключает возможности вернуться в США. Кажется, мне удастся добиться, чтобы она подпала под гриф «исключительный случай» согласно закону Маккарена. Пользуясь случаем, благодарю тебя за предложение предоставить ей пенсию, когда наш нынешний пенсионный фонд будет исчерпан. У нас еще есть около 800 долларов. Сколько есть у вас? Не могли бы вы уже сейчас перечислить их, а то, что у меня есть, использовать как дополнение к вашей выплате или как резерв, если Анжелика в ближайшее время вернется? В любом случае мы не можем ее бросить[626].

Антонини объясняет, что пенсионный фонд Итало-американского Трудового Совета называется Old Age Relief, и время от времени, в зависимости от конкретного случая, он производит выплаты на временной или на постоянной основе.

В прошлом ежемесячную помощь до конца жизни получал Модильяни. Мы помогали