— Невероятно, — пробормотал Флин.

Они поравнялись с вратами в скале и, встав бок о бок, всматривались в темноту туннеля. Песчаный склон оползал в глубину еще метров на десять, а дальше открывалась высеченная в камне лестница, которая уходила во мрак, словно в черный омут.

— Потрясающе! — снова вырвалось у Флина. — Создать что-то подобное здесь, в этой дичайшей глуши… Это же меняет все наши представления о технологиях древних египтян!

Он осветил фонариком ровные стены и потолок. Кое-где на камне сохранились выбоинки от зубил — свидетельства труда древних каменотесов. Через минуту Флин, отчаявшись разглядеть конец туннеля, сел на песок и съехал вниз, к началу ступенек.

— Видно что-нибудь? — крикнула вслед Фрея, переминаясь с ноги на ногу.

— Пока только лестницу, — ответил Флин, направляя луч фонаря в черноту туннеля. — Длинную до ужаса. Должно быть, она уходит прямиком под плато. А вот куда ведет…

Фрея спустилась к археологу, но шахта туннеля с трудом вмещала двоих. Тишина, мгла и теснота порождали гнетущее, тягостное чувство. Девушка напряженно замерла, и даже Флину не хотелось двигаться дальше.

— Может, тебе лучше подождать наверху? — предложил он. — А я пока проверю, куда ведет лестница. Если что случится, ты сможешь…

Фрея упрямо тряхнула головой:

— Либо вместе, либо никак.

— Вы с Алекс — два сапога пара, — заметил Флин.

Еще раз обведя фонарем своды, они начали спускаться. Шли бок о бок, поминутно останавливаясь, осматривая туннель и пытаясь понять, куда он ведет. Лестница глубже и глубже врезалась в скалу, воздух становился холоднее, дверной проем съежился до размеров булавочной головки, крошечным белым проколом сияя в черном полотне темноты. Они прошли пятьдесят ступенек, сотню, две сотни. Казалось, этот спуск в недра земли никогда не кончится, но на трехсотой ступени луч фонаря уперся в плоскую поверхность. Еще через пятнадцать метров шахта выровнялась.

В конце туннеля оказалась еще одна дверная арка, обрамленная такими же каменными истуканами, что стерегли вход. Миновав ее, путники очутились в длинном каменном коридоре с вогнутыми стенами и сводчатым потолком, удивительно напоминающим гигантскую кишку. В отличие от предыдущего, вытесанного в скале туннеля здесь стены были покрыты штукатуркой, побелены и расписаны странным узором-плетенкой, в котором Фрея, приглядевшись, распознала кольца свившихся змей.

— «Да поглотит их утроба змея Апопа», — вполголоса процитировал Флин. Луч его фонаря выхватил из темноты голову рептилии с разинутой пастью и грозно подрагивающим языком.

— Не нравится мне все это, — сказала Фрея.

— Не тебе одной. Держись рядом и старайся ничего не трогать.

Они побрели дальше. Подошвы гулко шлепали по каменному полу, змеи на стенах как будто двигались с ними вровень, извивались на стенах и потолке. В неровном, прыгающем свете фонаря казалось, будто аспиды движутся, скользят, разевают пасти, что совсем не прибавляло спокойствия. Эффект усиливали темнота, форма туннеля и тягостная, давящая атмосфера. Не раз путешественникам приходилось замирать на месте и оглядываться — до того убедительной была эта иллюзия, плод воображения, своего рода подземный мираж. Туннель с полкилометра тянулся по прямой сквозь скалистую толщу, словно кто прочертил его по линейке, а потом начал подниматься вверх — сначала постепенно, потом круче, пробиваясь на поверхность. Путники прошли еще несколько сот метров (в совокупности, с учетом лестницы, преодолев больше километра в недрах Гильф-эль-Кебира), как вдруг Флин резко остановился, схватил Фрею за руку и выключил фонарь.

— Ничего не замечаешь? — раздался в туннеле его голос.

Поначалу она ничего не увидела — на глаза словно набросили плотную повязку. Привыкнув к темноте, Фрея заметила вверху, над головой, тонкую, еле различимую нить света, не больше трещины в окружающем мраке.

— Что это? — спросила она. — Дверь?

— Ну, либо она очень узкая, либо до нее чертовски далеко, — ответил Флин. — Пойдем!

Он снова зажег фонарь и пошел вперед. Оба прибавили шаг, мечтая поскорее вырваться из тесной каменной норы. Коридор уходил вверх, стены неуловимо расширялись, потолок поднимался, так что там, где раньше Флин с Фреей еле протискивались бок о бок, теперь хватило бы места троим. Они затрусили вперед, потом перешли на бег, заспешили навстречу солнцу и чистому воздуху. Их уже не заботило, куда выведет туннель и что ждет в конце пути, — только бы выбраться.

Однако сколько коридор ни расширялся, как путники ни ускоряли шаг, нить света не становилась ярче или толще, а просто висела где-то в вышине — призрачная полоска, которая одновременно и манила, и не подпускала к себе.

— Да что же это такое?! — Флин не выдержал и помчался во весь опор, освещая лучом фонарика тропку под ногами, однако свет так и оставался мучительно-недостижимым. Броди сделал последний рывок, словно хотел застать трещину врасплох, не дать ей сомкнуться. Несколько секунд туннель сотрясался от его гулкого топота, а потом раздался жуткий треск и глухой удар: что-то мягкое упало на что-то твердое. Фонарь звякнул и откатился в сторону, его луч ярким пятном заскользил по камню. Фрея замедлила бег, вгляделась в темноту.

— Флин, что случилось?

В ответ раздался стон.

— Ты живой?

Броди вяло выругался, нащупал фонарь и посветил перед собой. Археолог навзничь лежал на полу, оторопело помаргивая, как боксер после особенно коварного хука справа. Прямо перед ним находилось то, что вызвало столь резкую остановку: тяжелые деревянные двери, меж створок которых пробивался волосок света, ведший их сквозь темноту.

— Ничего не разбил? — спросила Фрея, протягивая Броди руку.

— Не знаю, — пробубнил тот и тяжело оперся ей на плечо. — Представь, каково врезаться в эту чертову дверь. Словно огрели…

Он так и не смог описать, чем именно его огрели, и умолк, ощупывая лоб. Так прошло секунд десять. Затем Флин с озадаченным видом взял у Фреи фонарь и поводил по дверям лучом.

Створки крепились к бронзовым петлям, вделанным в стены туннеля, — высокие, арочные, почти идеально подогнанные. Их верхние полукружия вписывались в изгиб проема, за исключением малой щели. Увидеть, что находилось за ними, было невозможно. Зато звук они задержать не могли.

— Слышишь?

Снаружи чуть уловимо щебетали птицы, тихо журчала вода. Флин прижался к щели, силясь хоть что-нибудь разглядеть, но напрасно. Археолог нацелил луч фонаря на засов, что лежал поперек двери. Вокруг него вилась грубая бечева, скрепленная глиняной печатью с оттиском, который еще три дня назад ни о чем бы Фрее не сказал, а теперь был знаком до боли: контур обелиска с символом седжета внутри.

— Надо же, целая, — произнес Флин, постучав по печати. — В эти двери четыре тысячи лет никто не входил.

— Думаешь, там оазис?