— Ну, малый, по-моему, достаточно…

— На сегодня — да, — согласился Шеф. — А что будет завтра — не знаю.

Бранд неуклюже повел плечами и начал раздавать команды — остановиться, разжигать костры, готовить ужин.

Целый день воины Армии Пути откатывались назад, прикрывая свои грозные орудия и пуская их в действие всякий раз, когда мерсийцы развертывали строй; затем поспешно грузили их на телеги, навьючивали отдельные части на лошадей и вновь, разбившись на отряды, начинали отступление. Мерсийцы же наваливались на них, подобно людям, которым не терпится поскорей усмирить и посадить на цепь дикую собаку: едва подкравшись вплотную к рядам викингов, они тут же, напуганные видом клыков и свирепым клацаньем, рассыпались в обратном направлении, но вскоре, одумавшись, начинали облаву по новой. Три раза за этот день строи двух армий сходились, но только тогда, когда воины Пути решали уцепиться за преграды, так или иначе возникавшие на пути англичан: была ли то вырытая ими канава, или плотина, насыпанная вдоль кромки болота, или же обмелевшая илистая речушка наподобие Нин. И всякий раз, выдержав полчаса жесточайшей сечи, мерсийцы в мрачном отчаянии откатывались восвояси, не в силах проложить себе дорогу через эти препятствия; если же им это удавалось, их тут же начинал терзать убийственный град камней и метательных снарядов.

Азарт битвы все больше воодушевлял викингов, но беда была в том, что и англичане с каждой новой стычкой делали необходимые выводы. Поначалу они вздрагивали при одном звуке взмывшего в воздух ядра, при одном виде направленной в их сторону вращательницы. Каждая канава, попадавшаяся им на пути, вызывала подозрение об устроивших прямо в болоте засаду викингах. Сигварду, бесспорно, удалось навести на них страху.

Но чем ближе к завершению клонился этот изматывающий день, тем более дерзким становилось поведение армии Бургреда.

Так и оставив недоеденной полмиски каши, Шеф откинулся на вьюк в седле и погрузился в тяжелую дремоту.

Проснулся он неотдохнувшим, помятым и озябшим до посинения. Играли первую зорю. Слева и справа от него неохотно начинали копошиться люди. Некоторые прочищали горло водой, а кое-кто — оставшимися после налетов каплями меда и эля. Проделав это, викинги потащились к брустверу, насыпанному накануне посреди хутора, в котором Бранд решил устроить ночлег.

Когда же мгла рассеялась, они увидели нечто способное отбить охоту воевать даже у самого удалого вояки. Армия, с которой им уже пришлось помериться силой, по вчерашнему вечеру запомнилась им такой же побитой, как они сами, — одежды англичан постепенно превратились в черные, прокисшие лохмотья, щиты были вывалены в навозе, в лица по самые глаза въелась грязь; потери на поле боя и потоки беглецов привели к тому, что их воеводы наутро в лучшем случае могли бы располагать в полтора раза меньшим количеством людей против их прежнего состава.

Этого войска больше не было. На его месте, сомкнув шеренги, стояли полные сил молодцеватые воины. По их виду можно было предположить, что они едва прибыли на сбор. Гордо витало в воздухе протяжное пение рожков. Щиты отливали свежей краской, в косых лучах раннего солнца рдели мечи и пики. Над строем были вознесены распятия, но вот знамена у войска были несколько другие, ибо рядом с крестами появились золотые драконы.

От строя теперь отделился всадник на сером скакуне, запряженном в алую сбрую и покрытом такого же цвета попоной. Он отвел щит в сторону, держа его на вытянутой руке. Это всадник предлагал перемирие.

— Он просит начать переговоры, — сказал Шеф.

Спустя пару минут викинги угрюмо отпихнули в сторону перевернутую вверх дном телегу и выпустили группу парламентеров. В ее составе были все вожди армии: Бранд, Шеф, Торвин, Фарман, Гудмунд и Стейнульф. Не проронив ни слова, они последовали за разнаряженным верховым к длинному столу, неведомо как оказавшемуся посреди поля. Подле стола расположились Квикхелм, Альфгар и поставленный торчком Вульфгар, все трое с каменным выражением на лицах. Герольд знаком попросил шестерых представителей викингов занять лавку по другую сторону стола.

К торцовой же части стола подсел неизвестный Шефу молодой человек — белокурый, голубоглазый, увенчанный золотым венцом, подобным тому, который красовался на голове у старого короля в усыпальнице. «Какой у него странный, вдумчивый взгляд», — подумал про себя Шеф. Когда он присел, глаза обоих юношей встретились. Венценосный сверстник взглянул на Шефа с дружеской улыбкой.

— Мое имя Альфред, я — этелинг из Уэссекса, брат короля Уэссекского Этельреда, — начал он. — Мне стало известно, что король Мерсии Бургред назначил ольдермена шайрам, когда-то входившим в королевство Восточная Англия, и сделал эти шайры своею вотчиной.

Он не торопился продолжать.

— Однако этому не бывать.

Ответом ему были исполненные глухой злобы взгляды Альфгара и Квикхелма. Кажется, они уже знакомы с мнением этелинга.

— С другой же стороны, я никогда не допущу, чтобы викинги или любая иноземная армия обосновались в любом из английских шайров и принялись бы, по своему обыкновению, грабить, насильничать, убивать. Чем допустить подобное, мне легче истребить всех вас до единого человека.

Этелинг снова помолчал.

— Однако я в затруднении. Я не знаю, как мне быть с вами. Мне сообщили, что вчера вы наголову разбили Ивара Рагнарссона. Человека, с которым у меня никогда не может быть мира, поскольку именно он убил короля Эдмунда. Ответьте теперь: кто убил короля Эллу?

— Его убил я, — спокойно отвечал Шеф, — но если бы король мог, он бы отблагодарил меня за эту услугу. Ибо я обвинил Ивара в том, что только nithing способен был сделать с человеком то, что он сделал с королем Эллой.

— Что ж, в таком случае и я тебя благодарю. Теперь позволь спросить тебя о главном. Заключим ли мы мир, или ты предложишь мне драться с тобой?

— Узнал ли ты мнение своих жрецов? — осведомился Торвин, медленно выговаривая английские слова.

Юноша усмехнулся:

— Мы с братом как-то раз поняли, что в ответ на любую просьбу мы так или иначе слышим от них лишь требование новой мзды… Впрочем, не помогают они нам держать в узде и таких зверей, как Ивар. Это не значит, что сам я — не христианин. Я верую в Бога и держусь законов своих предков. Надеюсь, что и вы, норвежцы, когда-нибудь примете крещение и будете жить по законам христианской веры. Но я — не церковный человек…

— Некоторые из нас — христиане, — сказал Шеф. — В состав войска влилось множество англичан…

— И вы признаете их полноправными членами своей армии? Со всеми вытекающими последствиями?

Бранд, Гудмунд и Стейнульф не сразу поняли, куда клонит этелинг. А поняв, многозначительно переглянулись.

— Если ты хочешь сказать, что так должно быть, считай, что так оно и есть… — отвечал ему Шеф.

— Хорошо! Стало быть, среди вас есть и норвежцы, и англичане. Христиане и варвары…

— Нет, не варвары, — поправил его Торвин. — Люди Пути.