— при проведенном накануне опросе 450 человек высказались за потопление кораблей, 500 — за интернирование, а тысяча опрошенных, не найдя ответа, воздержалась. Под вымпелом комфлота ушли в Севастополь линкор «Воля» и семь миноносцев (один из них команда затопила по дороге). Большинство кораблей осталось в Новороссийске, но настроение людей неустойчиво. Окончательное решение во многом зависит от позиции, которую займут моряки линкора «Свободная Россия».

И Раскольников отправился на линкор. Встретили его настороженно. О своем выступлении, переломившем настроение матросов, он впоследствии рассказал скупо, изложив кратко лишь суть рассуждений, и закончил рассказ словами: «Никаких возражений не было. За потопление поднялся лес рук. Команда приняла решение единогласно. Многие матросы при этом плакали». К решению моряков «Свободной России» присоединились и на миноносцах. В тот же день остававшиеся в Новороссийске корабли были затоплены.

В книге «Правда о потоплении Черноморского флота в 1918 году», вышедшей пять лет спустя после этих драматических событий, В. А. Кукель счел необходимым отметить, что только приезд Раскольникова, его выступления позволили резко переломить настроение окончательно деморализованных к тому времени матросских масс. Другой участник этой операции — С. М. Лепетенко писал о том, что многие матросы-черноморцы считали: явись Раскольников в Новороссийск хотя бы на день раньше, флот удалось бы затопить весь полностью.

После того как корабли с поднятым на мачтах сигналом «Погибаю, но не сдаюсь» легли на дно Цемесской бухты, Раскольников организовал отправку спасенного имущества, дивизиона быстроходных катеров. Сам с отрядом матросов пробился в Царицын. Многим из них впоследствии довелось воевать под его руководством на Волге и Каме, на Каспийском море. По возвращении в Москву он сразу же получил новое задание — Центральный Комитет партии направил его на Восточный фронт членом партийно-следственной комиссии, наделенной чрезвычайными полномочиями, а 16 июля Совнарком принял решение о назначении Раскольникова членом реввоенсовета Восточного фронта, который летом 1918 года стал главным для Советской Республики. К тому времени части мятежного чехословацкого корпуса и белогвардейские отряды захватили крупнейшие города Сибири, Урала, Поволжья. Особенно тревожно было положение на Волге — враг, заняв первоначально Сызрань и Самару, неуклонно продвигался вверх по реке, овладел Симбирском, а к началу августа вышел к Казани, обошел ее, отрезав пути отступления оставшимся в городе красноармейцам и командирам. Вместе с другим членом реввоенсовета фронта, К. X. Данишевским, Раскольников с трудом пробился из окружения.

Со взятием Казани для противника открывался прямой путь на Нижний Новгород. Раскольников, прибывший в Нижний, делает все зависящее от него, чтобы наладить помощь казанскому участку фронта. К этому периоду относится направленная на его имя телеграмма Ленина, в которой председатель Совнаркома требует в первую очередь с утроенным вниманием следить за снабжением сражающихся под Казанью частей, за ускоренной посылкой резервов.

Военный моряк Раскольников, анализируя положение дел на Волге, отчетливо видит, что своим быстрым продвижением вверх по реке противник в значительной мере обязан помощи созданной белогвардейцами флотилии, которую возглавил бывший царский адмирал Старк. Наспех вооруженные речные суда красных не могли сдержать ее натиска, отходили с боями, обнажая фланги сражающихся частей Красной Армии. «Сейчас для нас самое важное, — докладывает он Ленину, — создание сильной флотилии».

Можно сказать, что Раскольников и явился ее создателем, а с 23 августа вступил в командование ею. В Сормове срочно вооружались артиллерией буксиры и пароходы, речные баржи становились плавучими батареями. И что очень важно, на многие суда ставились морские орудия, более дальнобойные и скорострельные, чем используемые во флотилии Старка полевые пушки. Значительно усилили боевую мощь красной флотилии переведенные с Балтики через Мариинскую водную систему миноносцы Балтфлота.

Уже в период организации флотилии выявились характерные черты Раскольникова как военачальника. Прежде всего, от многих других военных руководителей его отличало особое внимание к партийно-политической работе. В сущности, в его лице слились воедино и командир и комиссар. Верными его помощниками стали балтийцы П. И. Смирнов, И. Н. Колбин, черноморец С. М. Лепетенко. А надежным его заместителем стал матрос Балтийского флота Николай Григорьевич Маркин, которого Раскольников хорошо знал еще по работе в Кронштадте. Командующий флотилией хорошо понимал, что ни в ее организации, ни в боевых действиях ему не обойтись без опытных, знающих дело специалистов из числа бывших офицеров царского флота. И он сумел создать прочный костяк таких специалистов.

В конце августа флотилия приступила к активным боевым действиям, и командующий сам отправился на рекогносцировку в район Верхнего Услона. Назначение Раскольникова членом Реввоенсовета Республики совпало по времени с началом наступления войск Восточного фронта на Казань. 5 сентября корабли флотилии, обеспечивая продвижение сухопутных частей, подавили артиллерийским огнем вражеские батареи и заставили отойти белогвардейский бронепоезд. Молодой член РВСР непосредственно участвовал в этом бою, находясь на мостике миноносца «Прыткий». А вскоре начались непрерывные схватки с флотилией адмирала Старка, в которых она терпела одно поражение за другим, отступая сначала по Волге, а потом отходя вверх по Каме. Многие белогвардейские суда были потоплены или повреждены в этих боях, но и красная флотилия несла урон.

Самая большая потеря произошла 1 октября. «В тот день шедший головным вооруженный пароход „Ваня-коммунист“, на котором находился Н. Г. Маркин, неподалеку от селения Пьяный Бор попал под огонь замаскированной на берегу вражеской батареи и был расстрелян прямой наводкой. Шедший вторым миноносец „Прыткий“, на мостике которого стоял Раскольников, успел выйти из-под огня. Но подбитый пароход, потеряв управление, кружил на месте, на нем начался пожар. И тогда „Прыткий“ вернулся — командующий флотилией, пойдя на смертельный риск, приказал взять гибнущее судно на буксир. Попытка не удалась — уже некому было подхватить брошенный трос. Вода вокруг „Прыткого“ кипела от снарядов. Участвовавшая в этом бою Лариса Рейснер позднее удивлялась: „Как белые нас тогда упустили, просто непонятно. Стреляли в упор. Только поразительная скорость миноносца и огонь его орудий вывели его из западни“».

В этом бою погибло большинство моряков из команды расстрелянного белыми парохода, погиб и любимец всей флотилии Николай Маркин. Но их товарищи продолжали поход, громя вражеские суда, береговые батареи, высаживая десанты в тыл противника. К середине октября все наличные речные силы адмирала Старка вынуждены были уйти на реку Белую. По приказу Раскольникова ее устье было надежно заминировано, а флотилия двинулась вверх по Каме. 17 октября миноносцы «Прыткий», «Прочный» и «Ретивый» под командой Раскольникова, подняв на мачтах андреевские флаги вместо красных, совершили глубокий рейд во вражеский тыл и увели от деревни Гольяны «баржу смерти», на которой находились 432 человека, обреченных белыми на расстрел.

После окончания кампании командующий флотилией отвел ее суда на зимовку в Нижний Новгород и 10 ноября был отозван в Москву, где активно включился в работу