Если из дворян или из белых офицеров — дорога наверх закрыта, не пропустят. Теперь он начал неплохо понимать, что именно двигало большевиками, когда они вводили подобные ограничения…

И это, к слову, неплохо объясняло, почему Алексеев так расположен к бывшему крестьянскому мальчику.

«Мы, простые люди, должны держаться друг друга», — усмехнулся своей мысли Немиров.

У Алексеева, конечно, уже давно потомственное дворянство, при этом четвёртый его сын родился дворянином, но все прекрасно помнят, откуда Николай Николаевич и кто он…

«Привилегии самых последних белых людей у него уже есть», — подумал Немиров. — «Но не захочет ли он стать одним из первых среди самых могущественных чёрных людей?»

Немиров уже столкнулся с тем, как работают местные социальные лифты. Он — исключение, лишь подтверждающее существование правила.

И вроде бы ты выбрался из сословия крестьян и стал дворянином, на бумаге, но де-факто — ты всё ещё никто. Дальше Немирова, уцелей Российская империя, ждал бы путь полковника Алексеева.

Ты не свой, своим ты никогда не станешь, мещанин, детям твоим будут напоминать, что их папа большую часть жизни был мещанином, а значит, он не настоящий аристократ.

И будут препоны, будут преграды, потому что происхождением не вышел. Алексеев живёт в этом.

Но время придёт. Осталось не так уж и долго ждать.

Снарядный голод уже состоялся — недавно Аркадий слышал, как хронический недовоз снарядов бурно обсуждался в среде офицерства. Откуда же их привезут, если их выпускается очень мало?

«И дело-то не в рабочих руках — их-то в достатке», — подумал Аркадий. — «Дело в химии. Нет достаточного количества химиков, нет достаточного количества химических заводов, а проблема не решается и уже, в принципе, поздно что-то решать и делать».

Проблема нехватки винтовок тоже наращивает масштаб. 4-я рота 4-го батальона почти полностью вооружена трофейными винтовками Гевер 98. Патроны к ним можно добыть только одним известным способом.

«Это ещё повезло, что трофейное оружие полностью остаётся в 1-й армии и никуда не уходит», — подумал Аркадий. — «А то я этих интендантов знаю…»

Ничего не изменилось, он ещё ни на что не повлиял. Да и невозможно спасти то, что уже давно сорвалось и падает в пропасть.

Сейчас, на фронте, Аркадий пытается влиять на что-то, сокращая потери своих солдат, впрочем, как и Алексеев.

Удивительно, но в прошлой жизни он настолько привык существовать в реалиях вялотекущих боевых действий, что только здесь, на фронте, почувствовал себя по-настоящему комфортно.

Вот эта хроническая нехватка почти всего была для него привычна и вызывала чувство ностальгии по по-настоящему поганым временам.

«Как там Клевцов говорил?» — припомнил Немиров. — «У нас нехватка всего, кроме пи…»

— О чём задумался? — прервал ход его мыслей комбат.

— Да так, о жизни до вот этого всего, ваше благородие, — ответил он.

— А у меня дочь родилась весной… — с грустью произнёс Сергей Трифонович. — Евлампией назвал, в честь бабки своей, по отцовой линии…

— Пусть и очень запоздало, но поздравляю, — улыбнулся Немиров.

— Ух, спасибо, ха-ха, — грустно улыбнулся капитан и отпил чай из кружки. — А казалось, что до зимы закончится всё…

— Оно всегда так, кажется, что «ну не может же такое длиться долго», — вздохнул Аркадий. — Как оказалось, может…

— Рано или поздно, придумают чего-нибудь, — без особой уверенности произнёс комбат. — Не может быть, чтобы не было плана.

«План-то всегда есть», — подумал Немиров. — «Только всегда надо спрашивать себя — а насколько он исполнимый?»

Доев свой сегодняшний обед, он распечатал конверт и вытащил из него письмо. Пахло оно хорошими духами — это наёмная женщина придаёт достоверности их переписки. У большевиков всё серьёзно и агентурная работа на уровне.

Содержание письма, как и всегда, было о театре, пьесах, а также о земской медицине. По легенде, Маргарита Павловна Измайлова трудилась медсестрой в Херсонской губернии во время вспышки холеры 1913 года. Медицинские термины должны запутать инспектора писем, а ещё медицинская среда даёт огромное поле для различных аналогий и эвфемизмов.

Ленин передавал, что сведения о снарядном голоде подтвердились, тут Аркадий был прав. Также он отмечал, что в Англии наблюдаются точно такие же проблемы, впрочем, как и во Франции.

Он просил пояснить, как Немиров предсказал это уже состоявшееся событие ещё до прибытия на фронт.

«Всё-то вы хотите знать…» — с усмешкой подумал Немиров. — «Ладно, постараюсь пояснить».

Ещё Ленин ответил на запрос Аркадия — обещал, что вопрос о его роли в военной промышленности будет поставлен на повестку при собрании партии большевиков. Личным решением он такого гарантировать не мог.

Также ему сообщили, что он теперь член партии большевиков, с 1 октября 1911 года. Это значило, что назад дороги уже нет — он в системе.

* * *

— … и ещё напиши, пожалуйста, «в стремлении разделить вашу любовь, надеюсь, про себя, что буду жданной и желанной»! — хохоча, добавил Иосиф.

— Ха-ха-ха! — рассмеялся Яков. — Но, Иосиф, прошу не перебарщивать!

— Мне писать? — уточнила Маргарита Павловна.

— Да-да, пишите, — кивнул Иосиф.

Они писали очередное письмо на фронт, несущее в себе эвфемистически зашифрованное послание Немирову. Большая часть текста — любовный трёп, но ключевые слова содержали в себе ответы на его вопросы, а также вопросы к нему.

— Тогда я на почтамт, — заклеила Маргарита Павловна письмо. — Мой суженный, наверное, ждёт не дождётся…

— Не сомневаюсь, — усмехнулся Сталин.

Измайлова не понимала, что пишет не просто письма — вероятно, она считала, что это какой-то розыгрыш. Возможно, она пришла к выводу, что это просто злые ссыльные революционеры издеваются над бедным офицером-фронтовиком. Но они платят за эту переписку хорошие деньги, которые помогут Маргарите покинуть Туруханский край и уехать в Петроград.

Когда Измайлова покинула избу, Сталин посерьёзнел и уставился на Свердлова.

— Что думаешь о решении Ленина? — спросил он.

— Я считаю, что слишком много власти Немирову давать нельзя, — ответил на это Яков.

Занятие общим делом, таким как переписка с «ключом» к армии, немного сблизила их. Свердлов начал менее остро реагировать на неоднозначные выходки Сталина, а тот почти перестал их совершать.

Например, теперь дворовую собаку официально звали не Яшка, а Цици.

— Думаешь, бонапартист? — поинтересовался Сталин.

— Почти уверен в этом, — хмыкнул Свердлов. — Зачем ему всё это, если не для захвата единоличной власти?

— А на кой-чорт ему тогда мы? —