Верность — другой ключевой фактор в отборе кандидатов. Новички проходят проверку на полиграфе (детекторе лжи), им устраивают психологические тесты, их прошлое тщательно изучается. Этим людям предстоит вести двойную жизнь. Они не смогут сказать, где они работают, они будут выдавать себя за совершенно других людей. То есть они лишаются права говорить правду, но с ЦРУ они должны быть абсолютно правдивы.

Им объясняют, что говорить друзьям, соседям, друзьям. Жены (или мужья) обычно знают, чем занят супруг. А детям скажут только тогда, когда они будут достаточно взрослыми, чтобы уметь хранить секреты. Не говорят даже родителям, чтобы они случайно в приливе гордости за сына не обмолвились, чем он занимается.

Разведка становится технологичной — в том смысле, что ее интересует не только политика, поэтому часто берут на работу людей с техническим образованием. Им проще беседовать с завербованными инженерами, они разбирались в секретах, которые им предстоит украсть.

Состав работников ЦРУ резко изменился. Десять лет назад это были почти только мужчины с белым цветом кожи. Теперь нужны люди, которые могут сойти за своих в разных районах мира. Берут женщин, афроамериканцев и американцев азиатского происхождения. Вербуют молодежь в Чикаго и Детройте, где много выходцев из Центральной Европы.

Считалось, что женщины бесполезны в некоторых странах, где нет практического равноправия женщин, что в этих странах женщины не смогут завязать контакты с высокопоставленными чиновниками. Оказалось, что это не так. Женщины, работающие в ЦРУ, подали несколько судебных исков, обвиняя начальство в том, что те мешают их продвижению только потому, что они женщины…

Главные секреты

Разведчики пребывают в уверенности, что они заранее обо всем предупреждают политиков, но политики не способны воспользоваться тем кладом, каким является разведывательная информация. А многие профессиональные политики достаточно пренебрежительно относятся к разведывательной информации, считая, что в принятии важнейших политических решений разведка помочь не может.

Люди, далекие от вершин власти, часто с мистическим уважением относятся к документам, помеченным пугающими грифами «совершенно секретно». Считают, что в шифровках разведки таится высшая мудрость. Уверены, что если бы они получили доступ к разведывательным сводкам, то им открылись бы все тайны мира. Знающие люди куда более скептичны.

Вадим Александрович Печенев, бывший помощник Генерального секретаря ЦК КПСС, вспоминает:

— Если бы знали любознательные от природы люди, сколько уникальной «секретной» литературы и прочих материалов я вернул, не читая, а то и перемолол, не заглядывая в них, в спецмашинах, сколько «сверхсекретных» (в кавычках и без) бумаг, телеграмм, депеш, так называемых шифровок с грифами политбюро, КГБ, ГРУ я списал, не читая!..

Если бы он и читал все эти шифровки и прочие секретные донесения, считает Вадим Печенев, то все равно вряд ли это помогло ему в понимании истинных движущих мотивов политики.

Сотрудники разведки и в советские времена не носили форму с синими петлицами, не щелкали каблуками и не обращались друг к другу по званию, но воинская система отношений наложила свой отпечаток и на разведку. Она исключает дискуссии и сомнения относительно приказов начальника. Разумный начальник, естественно, поощрял споры. Не очень умный — запрещал. Это мешало исполнению главной задачи — снабжать политическое руководство страны объективной и осмысленной информацией о происходящем в мире.

Любимая среди военных команда «Не рассуждать!» в разведке не поощрялась, но многие резиденты отправляли в центр только такие донесения, которые там хотели видеть. Если кто-то из офицеров не разделял мнение резидента, он не имел возможности сообщить об этом в Москву. Отправить шифротелеграмму в центр может только резидент.

Не согласный с резидентом офицер должен был ждать отпуска, чтобы, вернувшись домой, попроситься на прием к начальству. И этот офицер рисковал многим, вступая в спор с резидентом, потому что жалобы на начальство не поощрялись. Знаю несколько случаев, когда поссорившихся с резидентом офицеров разведки, даже если фактически они были правы, раньше времени возвращали в Москву и назначали с понижением на второстепенный участок работы.

Если же резидент не желал держать нос по ветру и отправлял в центр реалистические телеграммы, это тоже не имело особого успеха. Переходя от одного начальника к другому, информация о реальном положении дел превращалась в свою противоположность. Донесения разведки не должны были расходиться с той картиной мира, которую рисовали себе в Кремле.

Крупнейшие провалы советской внешней политики, скажем, ввод войск в Афганистан, объяснялись и этой порочной практикой первого главка КГБ. Работавшие в Кабуле разведчики утверждают, что они сообщали в Москву все, как было, но в центре их донесения переписывались и смягчались.

Десятилетиями разведывательный аппарат в Восточной Германии докладывал в Москву о всяких пустяках, о мелких интригах внутри политбюро ЦК СЕПГ. Например, наши разведчики узнали, что генеральному секретарю ЦК СЕПГ Эриху Хонеккеру во время oпeрации дважды давали наркоз, что, по мнению специалистов, не могло остаться без последствий для его умственных способностей…

Не было такой сферы жизни ГДР, которая осталась бы вне внимания советской разведки. Помимо представительства КГБ в Восточной Германии работала резидентура Главного разведывательного управления Генерального штаба, разведывательное управление штаба Группы войск в Германии, Управление особых отделов группы войск.

Но советская разведка, обладавшая в Восточной Германии всеми оперативными возможностями, не смогла предсказать скорый крах ГДР. В критический период, когда социалистическая Германия разрушалась на глазах, каждый день в шесть утра по аппарату ВЧ-связи берлинская резидентура докладывала в Москву ситуацию. Но попытки прогноза всякий раз оказывались безуспешными.

О том, что ближайшего союзника ждет неминуемая катастрофа, разведчики своему президенту не сказали. Не потому, что хотели утаить, — сами не знали. Зато снабжали руководство страны массой ненужной информации, которая только самой разведке казалась важной.

Большая часть аппарата разведки, условно говоря, состоит из консерваторов. Либералов меньшинство. Эти люди осторожны в высказывании своих политических взглядов, потому что единомышленников у них здесь немного.

Остальные разведчики в той или иной степени недовольны тем, что происходило в стране в ельцинские времена. Причем это свойственно не только ветеранам. И молодые люди со значением говорят: «Подождите, еще все вернется, как было».

Во-первых, консерватизм разведки естественен — это все-таки военизированная среда, хотя абсолютное большинство надевает форму раз в несколько лет только для того, чтобы сфотографироваться на удостоверение.

Во-вторых, разведчики многое потеряли в результате перемен в стране. Они утратили привилегированное положение, которое в советские времена гарантировало выезд за границу, и почтительное отношение окружающих.