Он глядел на меня все внимательнее и внимательнее.

— Ваше хорошее мнение о ней, должно быть, основано на конкретных фактах, если держится так упорно, — сказал он. — Чем она могла заслужить это?

Если б я оглянулась назад и стала перебирать одно за другим все мои воспоминания о мадам Пратолунго, это заставило бы меня только расплакаться. Но я чувствовала, что должна стоять за нее да последней крайности.

— Я расскажу вам, как она вела себя после того, как я получила ваше письмо, — сказала я. — К счастью для меня, она была не совсем здорова в этот день и завтракала в постели. Я успела успокоиться и предостеречь Зиллу (которая прочла мне ваше письмо), прежде чем мы увиделись в первый раз в этот день. Накануне я рассердилась на нее за то, что она говорила, оправдывая ваш отъезд из Броундоуна. Мне казалось, что она недостаточно искренна со мною. Когда я увидела ее, помня ваше предостережение, я извинилась и вообще держала себя так, как по моему мнению, она должна была ожидать от меня при сложившихся тогда обстоятельствах. Но, волнуясь, я, кажется, утрировала свою роль. Как бы то ни было, я возбудила в ней подозрение, что не все благополучно. Она не только спросила меня, не случилось ли что-нибудь, но высказала прямо, что замечает во мне перемену. Я оборвала мадам Пратолунго, объяснив, что не понимаю ее. Она должна была заметить, что я лгу, что я нечто от нее скрываю. Несмотря на это, она не сказала ни слова. Чувство собственного достоинства и тактичность — я видела это так же ясно по ее лицу, как теперь вижу вас, — заставили ее замолчать. Она казалась огорченной. Ее взгляд преследует меня с тех пор, как я приехала сюда. Я спрашиваю себя, так ли поступила бы лживая женщина, чувствовавшая себя виноватой. Нет, она употребила бы все силы, чтобы выведать у меня, какое открытие сделала я. Оскар! Это деликатное молчание, этот оскорбленный взгляд говорят в ее пользу, когда мадам Пратолунго нет рядом. Я уже не уверена, как была когда-то, что она такое отвратительное существо, каким вы ее считаете. Я знаю, что вы не способны обманывать меня, что вполне уверены в том, что говорите. Но разве нельзя предположить, что вы заблуждаетесь?

Не ответив мне, Оскар остановился у каменного парапета набережной и сделал мне знак, предлагая сесть рядом с ним. Я повиновалась. Вместо того, чтобы смотреть на меня, он смотрел в противоположную сторону, в морскую даль. Я не понимала его. Он смущал, он почти страшил меня.

— Не оскорбила ли я вас? — спросила я.

Оскар повернулся ко мне порывисто. Глаза его блуждали, лицо было бледно.

— Вы доброе, великодушное создание, — сказал он. — Будем говорить о чем-нибудь другом.

— Нет! — сказала я. — Я очень хочу узнать правду, а не говорить о чем-нибудь другом.

Лицо его вспыхнуло. Он тяжело вздохнул, как вздыхаешь, когда делаешь над собой какое-нибудь тяжелое усилие.

— Вы этого хотите? — спросил он.

— Хочу!

Он встал опять. Чем ближе был он к тому, чтобы сказать мне то, что скрывал до сих пор, тем труднее, по-видимому, было ему произнести первые слова.

— Давайте ходить, если вам все равно, — сказал он.

Я молча встала и взяла его под руку. Мы медленно шли до конца набережной. Тут он остановился и произнес первые трудные слова, глядя на поверхность моря, избегая смотреть на меня.

— Я не прошу вас верить мне на слово, — начал он. — Собственные слова, собственные поступки этой женщины докажут ее виновность. Как я впервые заподозрил ее, как мои подозрения подтвердились, я не скажу вам, решившись не навязывать вам своих мнений без доказательств. Вспомните то время, о котором я говорил в моем письме, время, когда она проговорилась в саду приходского дома. Сказала ли она, что вы влюбились бы в моего брата, если бы встретились с ним прежде, чем со мной?

— Она это действительно сказала, — отвечала я, — но в такую минуту, когда была вне себя и когда я была тоже вне себя.

— Вернемся немного вперед, — продолжал он, — к тому времени, когда она пришла вслед за вами в Броундоун. — Была ли она все еще вне себя, когда извинялась пред вами?

— Нет.

— Вмешалась ли она, когда Нюджент, пользуясь вашею слепотой, заставил вас думать, что вы говорите со мной?

— Нет.

— Была она в это время вне себя?

Я продолжала защищать ее.

— Очень может быть, что она сердилась на меня, — отвечала я. — Она великодушно извинялась передо мной, а я отвечала ей непростительной грубостью.

Моя защита была бесполезна. Он спокойно повторил мои доводы.

— Она сравнивала меня с братом и отдавала ему предпочтение. Она позволила моему брату обмануть вас и не остановила его. В обоих случаях ее поведение, по-вашему, объясняется и оправдывается ее горячим характером. Прекрасно. Все равно, согласны мы или нет да сих пор. Прежде чем будем продолжать, нам надо только согласиться относительно одного неоспоримого факта — который из братьев был всегда ее фаворитом?

В этом не могло быть сомнения. Я тотчас же согласилась, что фаворитом ее был всегда Нюджент. Даже более, я вспомнила, как сама упрекала ее, что она с самого начала не была справедлива к Оскару.

(Замечание. Смотрите в главе шестнадцатой замечание мадам Пратолунго, что вам придется припомнить это обстоятельство. П.) Оскар продолжал.

— Не забывайте этого факта, — сказал он. — Теперь перейдем к тому времени, когда мы сидели в вашей гостиной и рассуждали об операции. Нас занимал, сколько мне помнится, следующий вопрос: обвенчаться ли вам со мной до операции или отложить нашу свадьбу до полного излечения. Как высказалась мадам Пратолунго в этом случае? Она высказалась против моих интересов, она поощряла вас отложить свадьбу.

Я продолжала защищать ее.

— Она сделала это из сочувствия ко мне, — сказала я.

Оскар удивил меня, согласившись опять беспрекословно принять мою точку зрения.

— Допустим, что она сделала это из сочувствия к вам, — сказал он. — Каковы бы ни были побуждения, результат все тот же. Наша свадьба была отложена на неопределенное время, и мадам Пратолунго отдала свой голос за эту отсрочку.

— А ваш брат, — прибавила я, — старался, напротив, убедить меня выйти за вас до операции. Как вы согласуете это с тем, что вы сказали…

Он не дал мне докончить.

— Оставьте моего брата, — сказал он. — Мой брат был в то время еще способен поступать честно и помнит свой долг относительно меня. Ограничимся пока только тем, что делала мадам Пратолунго. И подвинемся опять немного вперед, к тому времени, когда окончилось наше семейное совещание. Мой брат ушел первый. Потом ушли вы и оставили меня вдвоем с мадам Пратолунго. Помните?

Я помнила отлично.

— Вы тогда очень огорчили меня, — сказала я. — Вы не проявили никакого сочувствия моему страстному желанию восстановить зрение. Вы возражали, вы чинили препятствия. Я помню, что в разговоре с вами я высказала неудовольствие, которое чувствовала, осуждала вас за то, что вы не верите вместе со мной, не надеетесь вместе со мной, потом ушла и заперлась в своей комнате.