И окинул местность взглядом.

Конечно, пустырём это можно назвать лишь с натяжкой. Лет восемнадцать назад здесь тянулись кварталы обычных панельных высоток. Но слишком многое с тех пор переменилось…

Теперь мы шли на юг.

Однообразный пейзаж тянулся несколько километров.

На месте домов тут и там возвышались груды бетона и кирпичей. Иногда попадались отдельные, чуть лучше сохранившиеся здания. И довершали этот памятник цивилизации – россыпи мусора и бытового хлама.

Торчали из травы разбитые телевизоры и холодильники, выглядывала переломанная мебель…

А вон там маячит детская коляска.

Странно, что она не опрокинулась. И вообще, отлично выглядит! Вид такой, словно мамаша оставила её на минутку и вот-вот выйдет из того почти целого супермаркета «Пятерочка»…

А что это там шевелится в коляске? Неужели ребёнок?

Я вздрогнул.

– Глеб, – позвала меня Белка, – по-моему, там…

– Ничего там нет! Слышите?! Никому туда не смотреть!

И сам отвернулся.

Мы обошли чёртову коляску по длинной дуге. И успокоился я лишь метров через сто – когда наваждение скрылось за развалинами.

Но ещё долго продолжал мысленно материться…

А сюрпризы не кончились.

Через полкилометра впереди слева что-то засверкало.

Я решил не менять курс. И очень скоро картина прояснилась.

У тех дальних полуобвалившихся панельных высоток, под раскидистым клёном, замаячили россыпи алмазных блёсток…

Я глянул в бинокль. И улыбнулся.

– Что там? – спросила Белка.

– Ведьмины глазки. Целое поле ведьминых глазок…

– Целое поле?! – встрепенулся Бурый и заныл: – А можно посмотреть? Ну пожалуйста…

Я поморщился, но бинокль ему протянул.

Следующие пять секунд он не двигался. И, по-моему, даже не дышал.

– Ну хватит, – лопнуло у меня терпение.

Бурый торопливо вернул бинокль и лихорадочно облизал губы:

– Это ж какие деньжищи! Нереальные! – Осторожно уточнил: – Мы ведь туда свернём, да, Тень?

– Нет времени. Тем более там кругом – дробилки и плесень…

Лицо Бурого вытянулось. Хотя вслух он ничего не сказал. А Белка глянула в бинокль и радостно выпалила:

– Красивые! И откуда они только берутся?

– Это артефакты. Никто не знает…

– Есть гипотеза, что это особая форма жизни, – подал голос Часовщик.

– Жизни? – удивилась Белка. – Они ж камешки!

– Разные бывают камешки. И жизнь бывает разная. Особенно здесь – на тонкой грани между мирами…

Это он Зону имеет в виду?

– Уходим, – оборвал я такую глубокую философскую беседу.

Тем более что погода портилась.

Плотная пелена окутывала небо – как раз в той стороне, куда мы направлялись. И туман – нехороший, густой, как вата, – уже застилал очертания домов впереди.

Через считаные минуты видимость упала настолько, что и за полусотню шагов ни хрена не разберёшь!

А мы упёрлись в заросли плесени – конечно, не указанные на карте.

Двинулись левее и нашли-таки проход – между густо обросшими фиолетовой мерзостью домами.

Тут я остановился.

И судорожно сглотнул.

Впереди, метрах в трех от земли, маячила медуза – как раз напротив прохода. Сама по себе она не такая уж опасная. И всё-таки меня пронзило нехорошее чувство – называется дежавю…

– Что-то не в порядке? – спросил Кид.

– Нормально.

«Одна медуза ещё не капкан…»

Но в такую погоду она может быть не одна.

– Поищем другой проход.

Мы двинулись дальше вдоль плесенной завесы. И почти сразу нашли выход на узкую и вроде «чистую» улицу. То есть «чистую» как раз на те полсотни метров, что доступны обзору сквозь густеющий туман…

Я оглянулся.

Совсем рядом на Пустыре маячил полуразрушенный дом.

– Возвращаемся туда… – махнул я рукой.

Кид попытался что-то возразить. Но я его не слушал. Направился к дому. И аккуратно обогнул большое, как воронка от бомбы, отверстие в земле.

– Интересно, куда ведёт такая здоровенная дыра? – удивилась Белка.

– В Страну Чудес, – предположил Часовщик.

«Шутник хренов!» – вздохнул я и объяснил:

– Никуда не ведёт! В этом месте огненный червь вышел из-под земли.

– Ух ты! А можно туда глянуть?

– Нельзя! Сама не видишь? Воздух дрожит, будто там внизу печка!

Как погано, что всему её приходится учить на ходу! Я поднял камешек и швырнул его над дырой. Уже на подлёте тот резко изменил траекторию, бешено завертелся и лишь после этого упал в червоточину.

– Дробилка, – констатировал я очевидное. – Да ещё такая большая, что человек поместится целиком.

– И что с ним будет – с этим человеком? – на всякий случай уточнила Белка.

– Догадайся с трёх раз…

Она испуганно притихла. Молодец, воображение хорошее. А я и своими глазами видал людей, угодивших в такое «чудо», – бедняг, скорее напоминавших мешки с кровавым фаршем, у которых в теле не оставалось ни единой целой косточки…

Довёл группу до дома. Проверил внутри. Чисто!

– Сидеть тут и не высовываться! А я пойду, гляну впереди – можно ли там пройти…

– А почему вместе нельзя идти? – удивился Часовщик.

Но я не планировал вдаваться в долгие объяснения.

– В окна не высовываться! Увидите медузу – ложитесь на пол и не дышите!

Пять минут спустя я уже шагал по «чистой» улице.

В однообразных панельных домах темнело что-то поганое. Но снаружи они – как новенькие. Кое-где и таблички целёхонькие – по-моему, «ул. Фурсенко».

А главное, можно пройти – ни плесени, ни дряни, лезущей из-под асфальта.

Отчего ж я ощущаю в животе странный холодок? Точно как в тот раз, когда напоролся на осиное гнездо…

Я шёл и гадал несколько минут. А потом второй раз увидел стиральную машину «Самсунг».

Ржавый агрегат мирно покоился в высокой траве. В нём – ничего таинственного. И всё равно мурашки ползут по коже…

Я оглянулся. Конечно, ни фига не различил сквозь дымку. Хотя мог поклясться, что совсем недавно прошёл мимо аналогичной стиралки!