Замечательно! И это частная клиника! Тогда что же творится во всех остальных местах? Обозначенные сроки меня совершенно не устраивают. Через десять дней уже праздники, и мы летим… знакомиться со всей остальной семьёй. А там же Александр Дмитриевич. Стас уже пугал меня тем, что отец ему голову открутит, если узнает, что я не полное обследование прошла. К тому же ещё была свадьба родителей, буквально за пару дней до нашего отлёта. Короче, мне надо сейчас.

Оплачиваю ближайшее свободное время и полагаясь на русское авось, иду к необходимому мне кабинету. По идее всегда же можно договориться? К тому же много времени мне не надо, лишь бы Чернова успокоить, так что я даже готова показаться гинекологу просто так, для галочки.

На двери светится табличка «Не входить», и я сажусь на лавочку, вытягивая ноги перед собой. Наверное, собираюсь совершить очередную жизненную глупость, но я действительно чувствую себя замечательно. У меня, вообще, впервые в жизни такое ощущение, что я в гармонии… с телом, с миром, с самой собой. Стаса только успокоить надо.

Проходит минут пять, прежде чем дверь передо мной с треском распахивается и из неё вылетает девушка. Не то чтобы я прям специально наблюдала за ней, но знакомые каштановые волосы сами захватывают моё внимание. Девушка успевает отойти на пару метров, когда вслед за ней появляется молоденькая врач.

— Анастасия Сергеевна, да подождите вы, — зовёт она шатенку, а у меня сердце в пятки уходит. Врач успевает перехватить свою пациентку за руку и достаточно нарочито начинает ей пояснять. — У вас срок уже большой. Аборт ещё, конечно, можно сделать, но я вам настоятельно не рекомендую. Вы молоды и здоровы, в данный момент это только хирургическое вмешательство, а оно никому ещё не шло на пользу. У вас и плода прекрасные показатели, вам же рожать надо…

Настя злится, с силой выдёргивая свою руку и с ненавистью в голосе шипит:

— Не лезьте туда, куда вас не просят. Записывайте на аборт!

И прежде, чем врач успевает ей что-то ответит, со психом разворачивается и начинается удаляться от нас по коридору, громко стуча своими каблуками.

В себя я прихожу не сразу, а когда наконец-то до меня доходит суть произошедшего, я подрываюсь с места и несусь в направлении, в котором ушла Соболева.

Догоняю я её на улице. Она уже спускалась по крыльцу в своей элегантной шубке и высоких сапогах, когда «раздетая» я выскочила прямо перед ней.

— Подожди, — прошу я, пытаясь справиться со сбившимся дыханием.

Если сказать, что Соболева в шоке, то это всё равно не передаст всей гаммы чувств, что отразилась на её лице.

Мы испуганно пялимся друг на друга, неуютно ёжусь, на улице всё так же холодно, а я стою в водолазке и джинсах. Собирая все свои силы в кучу, первой нарушаю наше молчание.

— Я всё слышала.

В качестве ответа она лишь оторопело кивает головой.

Следующий вопрос даётся мне тяжко.

— Ребёнок… Он Стаса?

Настя презрительно щурится, возвращая своё самообладание.

— Не твоё дело!

— Насть… — вырывается у меня её имя, хотя, что именно говорить, я не знаю.

Но в отличие от меня у неё в запасе как раз миллион слов и обид. Она кричит, долго, громко, истерично… О том какая я дрянь, какая мразь Стас, куда можем катиться мы и вся его семья, особенно Рома. Я молча жмурюсь, стараясь дышать через раз.

В конце концов слёзы досады и обиды начинают скатываться по её щекам.

— Как же я вас всех ненавижу, — устало шепчет она.

— Ребёнок? — повторяю опять.

— Чернова! — скорее выплёвывает, чем говорит Соболева. И я вроде бы уже знала ответ на поставленный вопрос, но слышать это всё равно больно.

— И ты хочешь сделать аборт? — немеющими губами спрашиваю я.

— ДА! — глядя на меня с вызовом, чуть ли не ором отвечает мне. Потом, правда, чуть успокаивается.

Мне её жаль, чисто по-человечески. Потому что она может быть сколько угодно стервой в моём понимание, но она права. Нет, не в вопросе аборта. А в своей ненависти к нам. Мы ведь действительно… в тайне, за спиной. И пусть никто этого не хотел, и оба честно старались сопротивляться своим чувствам, для Насти этого ничего не меняло.

Пока я размышляю, что же мне делать со всем этим, Соболева вдруг очень несчастно просит меня.

— Только Стасу не говори.

— Почему?

— Потому что это Чернов, а у них пунктик по поводу детей. Если… если ты хочешь, чтобы он остался с тобой, то не говори ему ничего.

Я как-то на автомате киваю головой, то ли соглашаясь, то ли просто вторя своим мыслям.

Настя давно ушла, а я сидела в фойе клиники, обхватив голову руками. Надо было как-то осмыслить произошедшее, но у меня не получалось. Мысли словно шальные плясами по моим мозгам. Стас, не дождавшийся моего звонка, кинул краткое сообщение: «Еду». И теперь мне казалось, что мир вокруг подобен одному сплошному метроному, отсчитывающему секунды до катастрофы. А что если она уже случилась?

Что-то противное внутри меня настойчиво предлагает молчать. Стас не знает. Настя не хочет говорить. Она и ребёнка то не хочет. Всё шикарно, а Вера просто в шоколаде. Вот только Вера себя после этого презирать начнёт хлеще прежнего.

Ребёнок. Ребёнок Стаса. Ему же сейчас уже недель десять, раз врач говорила о крайних сроках. Первый триместр почти пройден… Это же уже живой человечек. А она его убить хочет. Ребёнка. Ребёнка моего Стаса.

Хочется выть. Даже не плакать. Сидеть на лавочке и выть в потолок о мировой несправедливости.

Очередное сообщение от Стаса сообщает о том, что он ждёт меня на парковке. Идти не хочется. От слова совсем. Наверное, именно нечто подобное чувствуют смертники, идущие на собственную казнь. С трудом надеваю крутку, её жёлтый цвет теперь кажется несуразным и возмутительным. Застёгиваю ворот до предела, пряча в нём половину своего лица. Глаза бы ещё куда-нибудь деть.

Машина Чернова стоит в указанном месте. Я обречённо сажусь на пассажирское место, дрожащими руками пытаясь захлопнуть дверцу. Получается не сразу.

Стас, правда, этого не замечает. Он вообще крайне бодр и доволен. Неуверенно поворачиваюсь к нему, а он сияет, радостно протягивая мне первый в наших отношениях букет цветов. Маленькие розочки, словно насмешка судьбы, застывают перед взором.

Чернов пытается поцеловать меня в щёку, благо, что мои губы всё ещё скрыты под воротом куртки. Но я отстраняюсь, не в состояние пересилить себя.

Он напрягается, обеспокоенно загядывая мне в лицо. А потом и вовсе… Видимо в моих глазах стоит что-то такое, потому что одним метким движением он откидывает цветы назад. Обидно, мне так обидно за эти маленькие розочки… Смешная, у тебя тут жизнь опять под откос идёт, а ты о розах.

— Вер, что случилось?! — Стас ловит мою ладонь, но я никак не реагирую на его прикосновение. — Верка, ну не пугай меня. Что случилось?! Врачи что-то сказали? Что-то болит?