Эсак отошел в сторону, и рядом с нами сразу оказался Геланор. На его лице играла легкая улыбка, он сказал со вздохом:

— Теперь я могу уехать со спокойным сердцем, не тревожась о твоем благополучии.

— Почему ты хочешь уехать? — спросил Парис. — Почему такая спешка?

Геланор рассмеялся.

— Ну, с тех пор как я покинул Спарту, прошло не так уж мало времени. Обратный путь займет еще больше. Поэтому медлить нельзя.

— Прошу тебя остаться на несколько дней. Слишком поспешный отъезд может обидеть троянцев.

И снова Геланор рассмеялся.

— Я думаю, ни одному троянцу дела нет, уехал я или остался.

— Это не так. Помнишь, царь спрашивал, не намерен ли ты остаться? Он будет рад, если ты останешься, — вмешалась я.

Я не собиралась его упрашивать, но как хотела переубедить! Хотя знала, что он не поддается на уговоры.

— У меня нет никакого интереса оставаться здесь. А ты знаешь, я делаю только то, что мне интересно. Я предлагаю тебе такую задачу: в течение ближайших дней доказать, что для меня в Трое есть занятие. Тогда я останусь на некоторое время. Но только на некоторое время. Троя никогда не станет моей родиной.

Его слова прозвучали глухо и весомо.

— Не спеши с выводами, — сказала я.

— Я не спешу. Просто я себя знаю. А ты себя знаешь?

— Да что вы такие скучные! — воскликнул Парис. — Хватит болтать о богах, о предзнаменованиях, о знании себя. Разве нельзя просто выпить вина и обняться?

— Да, некоторым это помогает, — ответил Геланор.

Во дворе пылали костры, на вертелах жарилось мясо; жир с него капал в огонь, и к небу поднимались клубы ароматного дыма. Люди столпились вокруг костров, все хотели получить кусочек получше. Дожидаясь угощения, они успели выпить немало вина, и головы у всех кружились, как клубы дыма. Шум становился громче, потому что народу прибывало.

Парис обнял меня и повел прочь.

— Я хочу показать тебе кое-что, — шепнул он.

Мы оставили позади многолюдный внутренний двор. Парис подвел меня к главному дворцу, мы прошли через мегарон к лестнице, скрытой в углу. Во дворце не было ни души, все собрались около костров. Мы медленно поднялись по деревянным ступеням. Я придерживала подол, чтобы не оступиться. Мы оказались на плоской крыше, откуда открывался вид не только на город, но и на Троянскую долину, будто мы стояли на носу корабля, плывущего высоко над ней. Простор поражал глаз.

— Идем!

Парис потянул меня к краю крыши, вдоль которой шла балюстрада высотой до пояса. Ветер дул очень сильный, и я ухватилась за перила.

— Вот она, Троя, и земли, которые окружают ее, — сказал Парис.

Ветер унес его слова вдаль.

Я наклонилась и смотрела на город: он расходился в разные стороны лепестками розы. Здесь, на самой высокой точке, находились только царский дворец и храм Афины. С трех сторон дома и террасы спускались к крепостным стенам. Эти мощные стены под звездным небом казались острыми, словно лезвие ножа. Линия стен была размечена точками факелов. Возвышались высокие сторожевые башни, темные и мрачные.

С четвертой, северной, стороны крутой склон переходил в плоскую равнину, и она простиралась до моря, покрытого переливами волн.

— Там, внизу, протекают две реки — Скамандр и Симоид. Сейчас нет луны, поэтому их не видно. Скамандр полноводен круглый год, а Симоид пересыхает в летнюю жару. Там, на сочных лугах, мы и пасем наших лошадей — знаменитых троянских коней.

Луга, похоже, только-только начали зеленеть, так как следующий порыв ветра принес нежный сладкий запах, который я глубоко вдохнула.

— Это и вправду бескрайняя земля, — сказала я.

Вот она передо мной: и спящий город, и большие дома, и могучие стены, и чистый Нижний город, и плодородная равнина. Я перешла на другой конец крыши и посмотрела на внутренний двор, полный людей, шума, запахов. Сверху эта картина напоминала клубок копошащихся змей.

— Нам обязательно нужно туда возвращаться? — спросила я.

— Нет. Мы не обязаны делать то, чего не хотим. Ты познакомилась с семьей и с горожанами, все церемонии выполнены. Теперь ты свободна. Мы свободны.

Возможно ли это? Тогда, стоя на самой высокой точке Трои, под порывами свежего, чистого ветра, я поверила, что это правда. Я сжала руку Париса. Я казалась себе юной, как Персефона, и прекрасной, как Афродита. Афродита прилетела ко мне вместе с ветром, обвила, окружила. Я почувствовала ее мягкое, как облако, тепло всем телом.

Я привела тебя сюда, моя девочка! Слушайся меня, доверься мне, наслаждайся со мной и восхваляй меня!

— Пойдем к тебе! — шепнула я Парису, но ветер подхватил мои слова и понес над городом на юг.

Я теснее прижалась к Парису и повторила еще раз.

— Да, конечно! — ответил он.

Пройдя через крышу, спустившись по лестнице, обогнув стороной пирующую толпу, мы вошли во внутренний двор, по периметру которого располагались покои царских детей. Вот и крыльцо покоев Париса. Распахиваем дверь. Маленькая прихожая, анфилада комнат встретили нас тишиной. Только звук наших шагов по цветному камню пола.

Мы одни в самой дальней комнате — спальне. Огонь в маленькой жаровне не был разведен. Жаль, конечно: я любила золотистые язычки пламени и аромат курений. Но все это не имело никакого значения по сравнению с тем, что мы с Парисом вместе, вдвоем, наедине.

Стены дворца были сложены не из больших камней, которые спасают от холода во время долгой зимы, как в Микенах, а из высококачественной глины и кедровых бревен: изящная, красивая постройка. В этом краю наступает весна, когда в Спарте еще тянется зима.

Я хотела одного: быть с Парисом, обнимать его и жить его жизнью. Той жизнью, которую он предложит мне. Лежа рядом с ним, я не могла удержаться и не гладить его лицо, словно запоминая пальцами каждую черточку. И запомнила, запомнила! Я могу во всех подробностях воспроизвести его лицо даже теперь, спустя столько лет, прожитых без него… А тогда я наслаждалась теплом и гладкостью кожи под кончиками пальцев.

— Парис! Теперь я по-настоящему твоя. Я готова положить свою жизнь — сколько мне будет дано — к твоим ногам. Я последовала за тобой из моего мира в твой. Даже больше — я отреклась от своего, навлекла на себя гнев своей семьи и своего народа. Я вложила свою руку в твою и на пустынном острове, и перед лицом богини, которая защищает ваш город. Если б она защитила и нас с тобой!

Парис склонился надо мной и поцеловал меня.

— Защитит, защитит… — шептал он.

Я хорошо запомнила враждебность богини, но сейчас это воспоминание растворилось в надежде. Разве боги не одаряют своей благосклонностью тех, кто исправно воздает им почести? А потом исчезло все, кроме Париса. Его лица, его губ, его рук, его тела…