— Боюсь, скоро быть беде, — негромко сказала я Алехандро.

— С Адером всегда беда недалеко. Весь вопрос в том, насколько она будет велика.

Мы пробыли в гостях дольше, чем я думала: вернулись домой на рассвете. Я заметила, что Джонатан, несмотря ни на что, немного вылез, как говорится, из своей раковины. Скулы у него порозовели (может быть, выпил лишнего?), и он явно заметно расслабился.

Мы молча поднимались по лестнице. Стук наших каблуков эхом разносился по огромному пустому дому. Тильда висела на руке у Джонатана и пыталась увести его к себе, но он покачал головой и ускользнул от нее. Один за другим придворные Адера расходились по своим покоям, исчезали за золочеными дверями. И вот наконец остались только Адер, Джонатан и я. Я была готова проводить Джонатана до его комнаты, немного поговорить с ним, утешить его и подбодрить. Я надеялась, что мне повезет, и он позволит мне согреть его под простынями. Но рука Адера властно обвила мою талию. Он рывком привлек меня к себе, пробежался пальцами по лифу моего платья и ногой открыл дверь своей опочивальни.

— Не желаешь присоединиться к нам сегодня? — спросил он у Джонатана, подмигнув ему. — Хорошо бы, чтобы эта ночь стала памятной. Отпразднуем твое прибытие. Ланор способна ублажить нас обоих, она много раз такое проделывала. Тебе стоит в этом убедиться: она вполне способна любить двоих мужчин одновременно.

Джонатан побледнел и отшатнулся.

— Нет? Ну, тогда в другой раз. Быть может, когда у тебя будет больше сил. Доброй ночи, — сказал Адер и увел меня.

Можно было не сомневаться в том, что он хотел сказать Джонатану. Он хотел, чтобы тот понял: я — шлюха. Вот как Адер собрался убить чувства, которые ко мне питал Джонатан. В то мгновение я поняла, как была глупа, сомневаясь в способности Адера этого добиться. Я успела бросить всего один взгляд на лицо Джонатана. Его взгляд был изумленным и полным боли. В следующий миг дверь спальни захлопнулась.

Утром я собрала свою одежду в охапку и в одной сорочке, босиком добежала до комнаты Джонатана и прислушалась — не проснулся ли он. Мне нестерпимо хотелось услышать звуки, которые бы свидетельствовали об утреннем ритуале — шуршание простыней, плеск воды в умывальном тазике. Мне казалось, что, если я услышу эти звуки, все будет хорошо. Я не знала, смогу ли встретиться с Джонатаном лицом к лицу, но мне хотелось его увидеть, как ребенку хочется увидеть отца и мать после того, как его наказали. Однако храбрости постучать в дверь мне не хватило. Это не имело значения; в комнате царила тишина. Джонатан пережил долгий и непростой день. Можно было не сомневаться: он проспит сутки.

Я ушла к себе, вымылась, переоделась и спустилась вниз, надеясь на то, что, несмотря на ранний час, слуги сварили кофе. К моему изумлению, в малой гостиной сидел Джонатан, а на столе перед ним стояла чашка с горячим молоком и тарелка с сухим хлебом. Он встретился со мной взглядом.

— Ты встал, — пролепетала я, и это прозвучало довольно глупо.

Джонатан встал и отодвинул от стола стул, стоявший напротив:

— Я всю жизнь встаю чуть свет. Привычка фермера. Ты ведь еще не забыла жизнь в Сент-Эндрю. Если встанешь после шести утра, к полудню о тебе будет сплетничать весь город. Оправданием может быть только пребывание на смертном одре, — с усмешкой проговорил Джонатан.

Заспанный молодой слуга принес мне кофе. Немного выплеснулось из чашки на блюдце. Слуга поставил чашку слева от меня, поклонился и вышел.

Весь предыдущий вечер я думала о том, как объяснюсь с Джонатаном, а теперь у меня не было слов. Я понятия не имела, с чего начать. Сидела и водила кончиками пальцев по тоненькой ручке чашки.

— То, что ты видел вчера ночью…

Джонатан поднял руку. Его взгляд был воплощенным мучением. Он словно бы не хотел об этом говорить, но понимал, что придется:

— Сам не знаю, почему я вчера так на вас посмотрел… Ведь ты мне в Сент-Эндрю все доходчиво объяснила. Если я выглядел шокированным, так это потому, что никак не ожидал от этого Адера такого предложения. — Джонатан кашлянул. — Ты всегда была мне хорошим другом, Ланни…

— Это не изменилось, — сказала я.

— … но я погрешил бы против правды, если бы сказал, что его слова не потрясли меня. Мне кажется, он не тот мужчина, которого женщина может себе позволить любить. — Похоже, Адер его здорово задел, если он решился на такие откровения со мной. Джонатан опустил глаза. — Ты его любишь?

Неужели он мог подумать такое? Как он мог себе представить, что я способна любить кого-то, кроме него? Нет, в его словах не было ревности. Он был встревожен.

— Тут дело не в любви, — мрачно ответила я. — Ты должен это понять.

По лицу Джонатана пробежала тень:

— Скажи мне, что он не… не заставляет тебя… делать такие вещи.

Я покраснела:

— Это не совсем так.

— Значит, ты хочешь быть с ним?

— Теперь, когда здесь ты, — не хочу, — сказала я, а Джонатан вдруг поежился. Я не поняла почему. И тут мне захотелось предупредить Джонатана о намерениях Адера. — Послушай, я должна тебе кое-что сказать про Адера, хотя, наверное, ты уже сам догадался, познакомившись с Донателло и Алехандро. Они…

Я растерялась, не зная, вынесет ли Джонатан очередное потрясение за сутки.

— Они содомиты, — спокойно произнес тот и поднес к губам чашку с молоком. — Знаешь, нельзя провести всю жизнь рядом с лесорубами, которые долгое время живут без женщин, и ничего не знать про это.

— Да, они занимаются любовью с Адером. Ты увидишь: Адер очень странный. Он обожает всевозможные извращенные соития. Но тут нет ни любви, ни нежности.

Я не стала говорить о том, что Адер порой использует соития как наказания, чтобы показать свою власть над нами, чтобы заставить нас повиноваться ему. Я промолчала, потому что мне стало страшно. Я вспомнила, как Алехандро боялся открыть мне правду.

Джонатан посмотрел на меня в упор, поджав губы:

— Во что ты меня втянула, Ланни?

Я потянулась к его руке:

— Прости, Джонатан. Мне очень, очень жаль. Ты должен мне поверить. Но… может быть, не так уж приятно это слышать, но я рада, что ты рядом со мной. Мне было так одиноко. Ты был нужен мне.

Он не слишком охотно сжал мою руку.

— Кроме того, — добавила я, — что мне было делать? Кольстед тебя застрелил. Ты истекал кровью у меня на руках. Если бы я ничего не сделала, ты бы…

— Я был бы мертв, я знаю. Но только… я очень надеюсь, что не настанет день, когда я пожалею, что не умер.

В то утро Адер послал за портным. Джонатану нужен гардероб — так решил Адер; нельзя было, чтобы его нового спутника видели на публике в одежде, которая была перешита с чужого плеча и дурно на нем сидела. Портной, мистер Дрейк, изрядно обогатившийся, обшивая свиту Адера, примчался еще до того, как слуги успели прибрать со стола после завтрака. С собой Дрейк привел отряд подмастерьев, которые принесли несколько отрезов тканей. Это были самые лучшие виды шерсти, бархата, шелка и кружев от европейских торговых домов. В чайных шкатулках лежали дорогие пуговицы из перламутра и кости, а также оловянные пряжки для обуви. Я чувствовала, что Джонатан не в восторге, что ему не хочется быть в долгу у Адера за экстравагантные наряды, но он промолчал. Я сидела на табуретке поодаль от портного и его помощников, любовалась красивыми тканями и надеялась, что мне тоже перепадет пара новых платьев.