— Я ничего не стану тебе объяснять.

Я отпустила его рукав, вытянула руку и знаком попросила его подождать. Другой рукой я нащупала в кармане плаща маленький, но острый ножичек. Потом разорвала лиф своего платья и осталась в корсете. Обнаженную кожу обдало морозным воздухом. Сжав рукоятку ножа обеими руками, я сделала вдох и вогнала нож глубоко себе в грудь.

Джонатан едва устоял на ногах. Его руки машинально потянулись ко мне:

— Господи! Ты точно сумасшедшая! Что ты творишь!

Около рукоятки собралась кровь. На корсете образовалось большое алое пятно. Я выхватила из груди клинок, а потом схватила Джонатана за руку и прижала к моей ране его пальцы. Он попытался вырвать руку, но я держала крепко.

— Прикоснись. Почувствуй, что происходит. А потом скажи, что ты мне так и не поверил.

Я знала, что произойдет. Это был наш домашний фокус. Как-то раз нечто подобное нам показал Донателло, когда мы собрались в кухне после вечера, проведенного на светском рауте. Донателло сел у очага, закатал широкие рукава и перерезал ножом обе руки в локтевой впадине. Алехандро, Тильда и я смотрели, как сходятся друг с другом края жутких ран. От порезов не осталось и следа. И этот невероятный трюк можно было проделывать снова и снова. Донателло, глядя на восстановление собственной плоти, горько смеялся. Я, нанося себе раны, поняла, что это особенное, ни с чем не сравнимое ощущение. Мы искали боли, но боль была не так уж сильна. Пожалуй, таким образом мы подходили настолько близко к самоубийству, насколько могли, но даже боли толком не испытывали. Как же мы себя ненавидели — каждый по-своему!

Джонатан побледнел. Он почувствовал, как пропитанные кровью мышцы шевелятся, как края раны начинают сходиться.

— Что это? — в ужасе прошептал он. — Не сомневаюсь, к этому приложил руку дьявол.

— Про это ничего не могу сказать. У меня нет объяснения. Что сделано, то сделано, и от этого не уйдешь. Ты больше никогда не станешь прежним, и тебе уже не место в Сент-Эндрю. А теперь пойдем со мной, — сказала я.

Джонатан, мертвенно побледневший и слабый, не стал сопротивляться, когда я взяла его под руку и повела к карете.

Всю дорогу до Бостона Джонатан не мог оправиться от потрясения. Для меня это время было наполнено волнением. Мне нестерпимо хотелось узнать, вернется ли ко мне мой друг — и мой любовник. Джонатан всегда отличался уверенностью, рядом с ним мне было легко. Он словно бы вел меня в танце, а теперь роль ведущего нужно было взять на себя мне, и от этого я чувствовала себя неловко. Правда, глупо было ожидать чего-то иного. Сколько времени я провела в доме Адера, горюя и не желая верить в случившееся?

На корабле, отплывшем из Кэмдена в Бостон, Джонатан устроился в маленькой каюте и ни разу не вышел на палубу. Естественно, это вызывало любопытство у матросов и других пассажиров. В общем, даже в те дни, когда море было спокойным, как вода в колодце, мне приходилось говорить, что мой спутник захворал и плохо держится на ногах. Я приносила Джонатану суп из камбуза и кружку пива, но теперь у него не было нужды есть, и аппетит у него пропал. Вскоре ему предстояло узнать, что едим мы по привычке и ради утешения, притворяясь, что остались такими же, как прежде.

К тому времени, когда корабль вошел в гавань Бостона, Джонатан, проведший много часов в полутемной каюте, представлял собой странное зрелище. Бледный, нервный, с красными от бессонницы глазами, он вышел из каюты, облаченный в чужую одежду, которую мы купили в Кэмдене, в маленькой лавочке, где торговали ношеными вещами. Он стоял на палубе, привлекая взгляды других пассажиров. Те почти наверняка гадали, уж не умер ли в пути загадочный пассажир. Джонатан растерянно наблюдал за суетой на пирсе. При виде толп народа он вытаращил глаза. Он явно был немного испуган, и страх исказил его прекрасные черты. На миг мне захотелось, чтобы Адер не увидел Джонатана в таком плачевном виде. Мне хотелось, чтобы он понял, что Джонатан именно таков, каким я его описывала. О, мое глупое тщеславие!

Мы по трапу сошли на пристань и не успели пройти и двадцати футов, как я увидела Донателло, который ожидал нас в сопровождении пары слуг. Он был в шикарном траурном костюме, в шляпе со страусовыми перьями, в черном плаще с капюшоном. Донателло опирался на тросточку и возвышался над толпой прохожих, подобный самой смерти. Он заметил нас, и его губы тронула зловещая ухмылка.

— Как ты узнал, что я вернусь сегодня? Именно на этом корабле? — удивленно спросила я. — Я не присылала письма, которое должно было опередить нас.

— О, Ланор, ты до смешного наивна. Адер всегда знает о подобных вещах. Он заметил твое приближение на горизонте и послал меня встретить тебя. — Он перевел взгляд на Джонатана и бесцеремонно разглядел его с головы до ног. — Ну, представь меня своему другу.

— Джонатан, это Донателло, — сказала я любезно.

Джонатан даже не попытался проявить учтивость, но я не могла понять, почему. То ли его возмутило то, как нагло его осматривал Донателло, то ли он все еще не оправился от шока.

— Он что, немой? Или невоспитанный? — хмыкнул Донателло. Джонатан на приманку не клюнул, и Донателло обратился ко мне: — Где твой багаж? Слуги…

— Разве мы были бы так одеты, если бы у нас была еще какая-то одежда? Мне пришлось все оставить дома. Денег едва хватило, чтобы добраться до Бостона.

Мысленным взором я увидела сундучок, оставленный мной в родительском доме. Он скромно стоял в углу. Я знала, что когда матерью и сестрами овладеет любопытство, когда они убедятся, что я не вернусь назад, они переберут мои вещи и найдут среди них замшевый мешочек с золотыми и серебряными монетами. Я решила, что должна сделать это для своей семьи, что таким образом Адер расплатится с моими родными за то, что они навсегда потеряли меня. Между прочим, он тоже оставил немалые деньги своей семье много лет назад.

— Как это мудро с твоей стороны. В первый раз ты пришла к нам, ничего не имея. Теперь ты приводишь своего приятеля, и у вас обоих ничего нет.

Донат всплеснул руками. Всем своим видом он выражал возмущение. Но я догадалась, почему он так себя ведет. Даже в нынешнем обшарпанном виде красота Джонатана была прекрасно видна. Ему предстояло стать любимцем Адера, его другом и компаньоном, и соперничать с ним Донат никак не мог. Ему предстояло лишиться милостей Адера; с этим ничего нельзя было поделать, и Донателло понял это, как только увидел Джонатана.

Знай Донателло Джонатана лучше, он бы не стал понапрасну завидовать. Наше бесславное прибытие в тот день было началом конца для всех нас.

В карете по пути к особняку Адера Джонатан немного пришел в себя. Он впервые оказался в таком большом, многоликом и прекрасном городе, как Бостон. Я представляла ощущения своего возлюбленного. Ведь точно так же я смотрела на этот город почти три года назад: толпы людей на пыльных улицах, россыпи лавок и гостиниц, великолепные каменные дома высотой в несколько этажей; множество карет на мостовой, запряженных красивыми, нарядными лошадьми; женщины в самых модных платьях — с открытой шеей, с глубокими декольте… Через некоторое время Джонатан отодвинулся от окошка и закрыл глаза.