— Ничего, ничего, — жуя елкое мясо, бормотал он, — вы у меня попляшете, сукины дети!

Возможность совершить побег представилась.

Часа через три Борода с куском ржавой трубы в руках прошел возле клеток, гремя по решеткам.

— Эй, козлы-бизнесмены, подъем! Поспали, отдохнули, пожрали, а теперь пора за работу. Из дальнего тоннеля, из развороченной стены будете брать камни и через час должны заложить этот проход до потолка!

Все охранники явно чего-то опасались. И поэтому проходы, ведущие в то помещение, где стояли клетки, тщательно закладывались камнем и наверное, если бы был бетон, то заливали бы бетоном.

— Выходи, стройся! — сказал Борода, поочередно открывая замки на клетках.

Когда узники выстроились в кривую шеренгу возле клеток, охранники, с хохотом поигрывая дубинками, троих направили в дальний тоннель, который был глухим тупиком, чтобы те выковыривали ломами камень со стен, четверо таскали эти камни к стене, а остальные ее закладывали.

Комбат опять стал 6 пару с Жаком Бабеком.

— Послушай, я сейчас попытаюсь убежать.

Француз не сразу понял о чем говорит Рублев.

Но в конце концов до него дошло.

— Как убежать? Куда?

— Туда, в ту дырку, — показал вверх Борис.

— — А как ты до нее доберешься?

— Ну, как доберусь." Когда здесь натаскают много камней, по ним я заскочу туда.

— А я? — прошептал Жак Бабек.

— За тобой я приду позже.

— А если… — и француз показал на камни, давая этим понять, что Комбата просто-напросто могут замуровать в том тоннеле, через который он собирается бежать.

— Все может быть, — сказал Рублев, — но что-то надо делать. И другого выхода я не вижу.

— Так как же я? — опять повторил Жак Бабек, обливаясь потом, таща тяжеленную каменную плиту.

Но уходить в лабиринты вот так, с пустыми руками, естественно, Комбат не хотел. И он решил, что хоть одного охранника он грохнет, возьмет на себя.

Когда у трехметровой стены образовалась довольно-таки большая, метра на полтора куча камня и до бетонного свода оставался метр, Рублев принялся корчиться так, словно бы ему на ногу упал камень. Охранник подошел посмотреть.

— Что такое? — он стоял от Комбата метрах в трех. — Чего корчишься, чего кочевряжишься? — грозно крикнул он на заключенного.

— Нога.., нога… Кость, наверное, раздробил.

Охранник подошел еще на пару шагов и наклонился чуть-чуть вниз полюбопытствовать на самом ли деле размозжена кость и сломана нога, как это утверждает заключенный. И в это время та нога, о которой Комбат говорил, взлетела в воздух. Удар был настолько сильный, резкий и неожиданный, что охранник взмахнул руками, роняя автомат. Заключенным, стоящим вблизи, даже показалось, что они слышат хруст разбитой и сломанной челюсти. А Рублев только это было и нужно. Он схватил автомат, выпавший из рук охранника, с двумя связанными рожками — так, как это делают террористы, и партизаны, да и солдаты регулярной армии.

Но кроме того, что Комбат успел схватить автомат, он еще выдернул нож, рукоятку которого он давным-давно заприметил, она торчала из голенища сапога.

С ножом и автоматом Рублев, как рысь, метнулся на кучу камня, а затем взлетел на стену и перевалился, буквально обрушился в гулкую темноту.

— Бля! Бля! — раздался резкий вопль другого охранника, который даже не успел среагировать.

Охранник передернул затвор автомата, бросился к камням, отбрасывая в стороны заключенных, ударив Бабека прикладом в грудь. Француз скорчился и упал лицом вниз.

А Комбат уже бежал по гулкому тоннелю. В ногах плескалась вода.

— Гранату туда кидай! Гранату, придурок! — послышался крик Бородина.

Но Комбат был уже слишком далеко. Он знал маршрут, ведь он его наметил. В стенах были небольшие ниши глубиной в полметра. И в одну из этих ниш вжался Борис Рублев, переводя дыхание и передергивая затвор автомата.

— Ну, суки, теперь вы у меня попляшете! Пусть только сунется кто-нибудь!

В это время раздался жуткий грохот взорванной гранаты.

— О, бля, — пробурчал Комбат, прекрасно понимая, что гранатой его не достать.

Он решил не тратить патроны по пустякам.

«Ничего, ты сейчас появишься».

— Наверное, ему кранты, — сказал охранник виноватым голосом.

— Это тебе сейчас будут кранты, — послышался окрик Бородина.

Комбат стоял в нише со взведенным автоматом. До той стены, от которой он убежал, было шагов тридцать.

Комбат понимал, сейчас там появится голова охранника.

Он прижал приклад к плечу.

«Ну, давай же, давай, чего медлишь, урод долбаный!»

Над неровной стеной появилась голова, она виднелась расплывчатым силуэтом и была похожа на верхнюю часть мишени.

— Ну, держись, — Комбат мягко нажал на рифленое железо курка.

Короткая очередь. Три пули. Две из них угодили в цель. Одна вошла в глаз охраннику, а другая в плечо.

Он упал со стены, как мешок с дерьмом. Густая липкая кровь потекла на белый известняк.

— Ну вот, один ноль, — пробормотал Комбат, — И главное, что один ноль в мою пользу.

— Гранаты! Гранаты туда! — закричал Бородин и сам сорвал с пояса одного из охранников гранату, выдернул чеку и, подбежав к стене, бросил ее в тоннель.

Но Рублев это просчитал. Он находился уже далеко и даже если бы Бородин был спортсменом, то навряд ли он смог бы добросить гранату до Комбата.

— Да ладно, оставьте его в покое, — раздался злой крик Чурбакова, — этот тоннель заминирован. Этот урод сейчас взорвется. Ну, если не сейчас, то минут через двадцать-тридцать. В общем, ему не жить. Закладывайте стену, скорее закладывайте! А-ну, скорее за работу!

Уже стоя по колено в воде, Комбат понял кого же ему так сильно напоминал Вадим Семенович Чурбаков.

Шляпа, очки, одутловатое лицо… Да, он напоминал ему Лаврентия Берию. Именно его, этого жуткого садиста, который, прикрываясь гнусной коммунистической идеологией, беспощадно уничтожал людей.

— Я и до тебя доберусь и тебе кранты!

Комбат понимал, что, скорее всего, тоннель заминирован. Не имея ни спичек, ни зажигалки, ни фонарика он ощупью двинулся в кромешную тьму, ощупывая каждый сантиметр пути, боясь, что может зацепиться за проволоку растяжки и тогда от него останутся лишь клочья. А что хуже всего, так это то, что ему может оторвать ноги и тогда он, обрубок, ничего не сможет сделать, будет медленно, истекая кровью, сдыхать здесь, в воде, проклиная все на свете.

"Да, я в такие тяжелые передряги еще не попадал.