Будто нарочно, пока я сидела с трубкой, перебирая номера телефонов, позвонила Ольга.

— Ты совсем мне не звонишь, — сказала она с упреком. — Как дела с книжкой?

— Взяли.

— Заплатят?

— Заплатят.

— Нормально заплатят?

Мне не хотелось говорить о своей мизерии, но я ответила:

— Тридцать тысяч рублей.

Ольга вздохнула:

— Не густо. А… рисунки?

— Рисунки другие будут, Ольга. Ты сама увидишь.

— Хорошо, — легко ответила она. — Куда вас пригласить? Погода хорошая, хочешь, поедем в воскресенье в лес или в Серебряный бор?

— Ох, — я вздохнула. — В Серебряный бор… Надо будет проезжать мимо нашего дома. Я иногда утром проснусь — представлю, как там у нас сейчас. У меня утром вся квартира залита солнцем и в окне видно огромное небо. И когда я думаю, что они спят на нашем диване, едят из наших тарелок…

— Ты что, не забрала вещи?

— Ну не все же. Куда это все девать? Часть забрала, часть там осталась. Если что-то еще осталось, конечно…

— Ленуся, а не хочешь походить на массаж? Или сделать прическу в салоне? Выбирай любой — или ближе к тебе, или в центре. Я сама тебя отвезу. Девочки все сделают как суперзвезде.

— Походить на массаж… А вот можно сделать какую-нибудь маску, чтобы я прекрасно выглядела на один…

— Вечер? — не дала мне договорить Ольга и нарочито весело продолжила: — Можно, тебе все можно.

— Нет, как раз не на вечер. Часа на полтора, днем. Я хочу… — Я не стала особо врать, но и рассказывать все мне не хотелось. — Мне надо… в одно учреждение сходить. По делу. И хочу выглядеть не так, что у меня все плохо.

— И маску можно, и макияж. Грим можно любой сделать, — Ольга засмеялась. — У нас есть одна девочка, профессиональный гример. Может сделать грим молодого лица, например, или грим лица после бурно проведенной ночи… Тебе какой?

— Мне… — я задумалась. — Наверно, такой, чтобы меня не жалко было.

— Лен… — Она вздохнула. — Слушай, если я убью того, кто все это с тобой сделал, ты будешь ко мне в колонию приезжать?

— Нет. Потому что тебе придется убить меня.

Ольга невесело усмехнулась.

— Хорошо. Такая плотно запечатанная капсула одиночества. Когда увидимся?

— Давай завтра.

Я набрала номер. Он ответил сразу. Я почти забыла его голос. Или нет. Вот сейчас он сказал «да», и я почувствовала, что все это время хотела его услышать. Только этот голос. И не надо себя обманывать.

— Але, — сказала я.

— Лена? — Он помолчал. — Добрый день. Как дела?

— Спасибо. Я как раз вот… хотела бы поговорить.

— Пожалуйста. Буду рад.

— Когда удобно?

— Можно завтра. После трех. Устраивает?

— Вполне.

— Скажем, в три тридцать. Или… три сорок пять.

— Хорошо.

— Да завтра?

— До завтра, — ответил он и первым отключился.

Я подошла к гардеробу, куда развешивала вещи по мере их появления из пакетов и сумок. Достала, погладила, поносила день — повесила. Это — уже узко, не застегивается на животе. Это — слишком ярко, это — немодно года два как… Хотя мужчина этого никогда не поймет, но сама я буду чувствовать, что надела писк моды позапрошлого лета. Лучше что-то нейтральное… светлое… Пусть будет виден живот… Или нет… лучше наоборот, пусть не виден…

Я перебирала, перебирала, надела светло-серое свободное шелковое платье до колена, посмотрела на часы и позвала Варю, которая сидела на кухне с Любовью Анатольевной и увлеченно слушала, как та читает сказку на словацком языке, практически не заикаясь…

— Варюша! Посмотри на меня? Хорошо мне в этом платье?

Варька внимательно посмотрела на меня и сказала:

— Не очень.

— Почему?

— Ты такая… — Она подумала. — Помнишь, мы спектакль смотрели? Где принц с тонкими ножками был, мне не понравился… Ты ругалась, что мне только красавчики нравятся…

— Я на принца похожа?

— Нет. На принцессу… Я помню, ее очень жалко было…

Да, и я помнила худенькую девушку лет сорока, с тонкой шейкой, костлявыми пальчиками и жалобными глазами.

— Ясно. Тогда собирайся. Поехали в магазин. Купим что-то новое.

Варька с радостью стала собираться, а я обратилась к Любови Анатольевне:

— Можно мне попросить вас завтра остаться с Варей часа на… — я прикинула: туда-обратно и там полчаса, — …на два? С половиной.

— К-конечно, конечно… я с радостью… — Она, как всегда, заторопилась, теребя воротник аккуратной блузки. Не знаю, как без нас, но всё то время, что мы жили у нее, она ходила дома, как на занятия в МГУ — причесанная, одетая. — Леночка, Варя очень способная девочка.

— Спасибо, — я вздохнула. — Я знаю, что все детские таланты и способности надо развивать, иначе они к пятнадцати годам вянут и растворяются. Я так мало могу ей дать…

— Да что вы! — замахала на меня руками Любовь Анатольевна. — Во-первых, до конца способности не пропадут, особенно если они сильные. А во-вторых… Вы и так ей все время посвящаете!

Чем оно только у нас заполнено — время наше.

Вышла способная Варька в новых брючках со стразиками на карманах и в моей короткой майке.

— Можно так, мам?

Я засмеялась.

— Да, конечно, очень красиво. Поехали.

Мы долго выбирали мне блузку и юбку, а купили светлые брюки до колена и двойку из тонкого трикотажа пастельно-розового цвета. При желании сбоку можно было увидеть живот. А можно было просто заметить, какая я красивая, молодая и вовсе не несчастная.

Утром на следующий день приехала Ольга, и мы вместе с Варей отправились в салон. Ольга подвела меня к администратору и велела ей поочередно посадить меня к парикмахеру, косметологу, массажистке и маникюрше. А сама пошла прогуливать Варю во дворе.

Мне кажется, у женщины, которая регулярно ходит к косметологу делать массаж, маски, обкладывания льдом, меняется не столько кожа, сколько взгляд. «Я — ухоженная женщина. У меня все в порядке. В тридцать восемь я выгляжу на тридцать». И этот взгляд действует на окружающих, как полицейская форма — неоднозначно, но безусловно: я имею право иметь такой взгляд. И все тут.

Через полтора часа я позвонила Ольге на мобильный и поинтересовалась, чем они заняты. Ольга спокойно ответила, что они катаются на пароходе по каналу. У меня тут же подскочило сердце к горлу.

— Ольга! Да ты что! Варя почти не умеет плавать!