Сегодня впервые Элизабет приехала в гости к Дюкенам без Аделы. Старик, так и не дождавшись, когда же войдет вторая гостья, удивился:

- Здравствуй, моя куколка! Ты одна? Неужели уже научилась править коляской?

Девушка нежно поцеловала его, медля с ответом. Она искренне любила старого Антуана, от которого в детстве видела столько ласки.

- Пьеру пришлось ехать в Ангулем, а Жан повез заказчикам муку, так что принять у тебя лошадей сегодня некому. Ты оставила экипаж во дворе, да? - озаботился мельник.

- Дедушка Туан, не беспокойся, я сама управилась. Я приехала верхом на своей лошадке Перль. И по той дороге, что идет вдоль реки, я даже пустила ее галопом!

- И тебе позволили поехать в такую даль одной?

Ярко-синие глаза старика смотрели тревожно, но Элизабет этого не заметила: она смотрела по сторонам. Каждый раз она радовалась, попадая в знакомую обстановку - мебель из темного дерева, почерневшие потолочные балки, с которых свешиваются вязанки чеснока и лука.

- Как бы мне хотелось жить тут, с тобой! - без задней мысли выпалила она. - Или в том домике у реки, где жили родители.

- Теперь он принадлежит тебе, - поправил ее старый мельник. - Ты - хозяйка, с нотариусом все вопросы я уладил. Значит, в замке тебе не так уж сладко живется, а, моя хорошая? И каким чудом ты добилась позволения проехать с десяток километров без сопровождения?

Элизабет присела на табурет возле очага, где томились огромное дубовое полено и ясеневый пенек. Ее дед по привычке готовил супы и рагу на углях - для этого у него имелись четыре стальные треноги разного размера и столько же чугунных котелков.

- С дровяной печкой тебе было бы проще управляться, дедушка, - заметила она. - А так приходится постоянно наклоняться, притом что спина и ноги у тебя больные.

- Это не мои хлопоты, крошка, - отшутился старик. - Стряпней каждый день занимается Ивонна. А ты мне так и не ответила…

- Мне особенно не на что жаловаться. Бабушка меня обожает, вечера мы с Бонни проводим вдвоем, и я не испытываю ни в чем недостатка. Но тут мне все равно нравится больше!

- Почему? - не сдавался старик, беря ее за руки.

- Я словно возвращаюсь в детство, когда ты, Пьер и Жан постоянно были со мной. И еще здесь я ощущаю себя в безопасности.

Элизабет тут же пожалела о своем признании: добродушное лицо деда омрачилось.

- Прости, дедушка Туан, зря я так сказала, - быстро проговорила она, стараясь, чтобы голос прозвучал беззаботно.

И в следующее мгновение тихо, как испуганный ребенок, заплакала.

Старый мельник сжал ее тоненькие пальчики.

- Элизабет, расскажи, что тебя мучит?

- Иногда мой дед Ларош меня пугает, - всхлипывая, призналась она. - Похоже, он совсем не изменился, в отличие от бабушки, которая стала другим человеком - благодаря тебе. Это ее собственные слова.

- Гуго Ларош всегда наводил страх на домочадцев, - едва слышно проговорил Антуан Дюкен. - И, видит Бог, началось это не вчера. Он и до своей свадьбы был таким. Крошка моя, надеюсь, он тебя не обижает?

Девушка задумалась: а стоит ли рассказывать об утреннем инциденте, ведь сходную гневливость она знала и за собой? Если задуматься, она спровоцировала деда своим неповиновением.

- Он мой опекун, а значит, я должна его уважать и слушаться, - осторожно ответила она.

- И делать, что бы он ни приказал?

Элизабет промолчала, дед тоже умолк. Потом они переглянулись, с ужасом понимая, что не смеют говорить друг с другом искренне.

- Сегодня утром он дважды стеганул меня хлыстом по ноге, - наконец созналась Элизабет. - Я еще не видела его в таком бешенстве. И это притом, что бабушка была рядом. И не вмешалась! А Жюстен - наоборот, и дед ударил его по лицу. Это было так жестоко и неожиданно! Поэтому я и решила после обеда сесть на лошадь и уехать, нарушив все его запреты. Тем более что дед уехал и до вечера не вернется. Этим я и воспользовалась!

- Господи, неужели он опять взялся за старое? - вскричал мельник.

Почти то же самое сказала и Адела… Элизабет больше не могла этого вынести. Дрожа от волнения, она вскочила и несколько раз обошла вокруг большого стол а.

- Ты повторяешь бабушкины слова, дедушка Туан, но когда я попыталась ее расспросить, она соврала, я это поняла сразу. Пожалуйста, хотя бы ты скажи мне правду, если другие не хотят! Что такого страшного делал мой дед?

- Да простит меня Господь за то, что я нарушаю клятву, данную двадцать лет назад! - воскликнул Антуан. - Ты вправе это знать, моя милая Элизабет.

Я в любой момент могу умереть, и тогда некому будет тебя предостеречь. Сыновья мои про это не знают.

- Про что не знают? - взмолилась девушка.

- Иди и сядь рядышком. Когда держу тебя за руку, мне спокойнее. Надеюсь, Катрин там, на небесах, поймет, что у меня не было выбора.

Антуан Дюкен сильно побледнел и выглядел крайне смущенным. Он все вздыхал и вздыхал, как человек, которого что-то гнетет.

- Твоя мать часто бунтовала против отца в твои годы, когда вернулась домой из пансионата. И в тот год, когда она, в декабре, должна была справить свое восемнадцатилетие, подарок она получила летом - прекрасную гнедую кобылу, очень породистую. Катрин была заправской наездницей, так что можешь представить, как она обрадовалась, что теперь имеет собственную лошадь! Говорят, она скакала галопом по округе в любую погоду. Что она думала о политике, не знаю, но ты и сама должна помнить, что твоя мать стремилась к простой жизни, основанной на нравственных ценностях - взаимной поддержке, смирении, милосердии.

- Так оно и было, иначе она бы не вышла замуж за папу и они бы не отправились в Америку как простые эмигранты, - кивнула Элизабет.

- Обо всем этом, моя крошка, я узнал в те годы, когда молодые жили в Монтиньяке. Гийом безумно любил Катрин и в доверительных разговорах делился со мной, рассказывал, что ей приходится терпеть дома. Позже твоя мама рассказывала сама, очень искренне, и я обещал никому не говорить, особенно тебе!

- Почему?

- Она не хотела, чтобы ты думала о своем деде плохо, тем более что он извинился перед