Противник выставил сотни мин новейшего образца. Кроме того, на фарватерах оставалось немало мин, выставленных еще в 1942 году. Тральщики флотилии вытралили не менее 600 мин. Когда не хватало сил траления, использовались глубинные бомбы: несколько мощных взрывов в месте падения сброшенной немецким самолетом мины – и ее можно было считать нейтрализованной.

Для решительного усиления противовоздушной обороны караванов было спешно сформировано двести отдельных зенитных взводов. Они сопровождали караваны, а иногда даже отдельные особо ценные баржи. На берегу удалось создать 15 береговых батарей ПВО. Эти батареи прикрывали места стоянок караванов.

Помимо сопровождения караванов требовалось постоянно наблюдать за фарватерами и охранять их. Для этого было привлечено 25 хорошо вооруженных кораблей ПВО и 55 различных катеров. Так мы вынудили противника бомбить или сбрасывать мины только с больших высот, пренебрегая точностью попадания. Бомбы стали реже накрывать цель, а мины в основном ложились вне фарватеров.

Командиры бригад речных кораблей капитаны 1 ранга В.А. Кринов и П.А. Смирнов отвечали за отведенные им районы, которые поделили на участки, чтобы можно было быстрее обнаруживать и тралить мины.

В прокладке новых фарватеров, обозначении их вехами и бакенами, а иногда и в спешной проводке караванов новыми путями главную роль играли гидрографы флотилии. Группа военных гидрографов, усиленная специалистами и работавшая в содружестве с речниками – начальниками участков Волжского бассейна, справилась со своими сложными обязанностями.

Каждый караван на всем пути от Астрахани до места назначения охранялся кораблями флотилии – они отбивали попытки немецких самолетов бомбить суда с ценнейшим грузом.

Налеты на Саратов и Энгельс были последними попытками немцев в борьбе за Волгу. Напрасно Риббентроп в те дни заявлял:

«Как только будет установлено наше господство над главной коммуникационной артерией страны – над Волгой, нашему опаснейшему противнику будет нанесен такой удар, от которого он больше не оправится». Не вышло! Значение «главной коммуникационной артерии» наше Верховное Главнокомандование понимало не хуже Риббентропа и приняло все меры, чтобы защитить се. Понимали это и моряки Волжской флотилии, которые порой шли на смертельный риск ради того, чтобы судоходство на Волге было бесперебойным. Случалось, что в ходе борьбы с минной опасностью мы теряли боевые корабли, но зато, как докладывал мне командующий флотилией, «ни одна баржа с топливом не подорвалась». Если в июне 1943 года план перевозок был выполнен на 70 процентов, то в июле он был выполнен полностью. Я с радостью докладывал А.И. Микояну о ходе перевозок. Итоги таковы: за лето по реке прошло 8 тысяч судов. Они доставили более 7 миллионов тонн нефтепродуктов. Это говорит об успешном выполнении личным составом флотилии своего долга в трудную пору лета 1943 года.

– Ну как с перевозками на Волге? – спросил меня Сталин однажды в середине августа.

– По-моему, неплохо, – ответил я. Верховный похвалил моряков.

– В победе под Курском есть и их вклад, – сказал он. – Передайте это вашим товарищам.

Немцы не выдержали напряжения борьбы за Волжский путь и прекратили ее. По правде сказать, и у нас был момент, когда, казалось, поставь враг еще сотню-две мин, и движение будет прервано. Но об этом знали только мы.

Однажды У. Черчилль сказал: «Англичане сначала учитывают обстановку, а затем составляют свои планы. Немцы же сначала составляют планы, а затем начинают учитывать обстановку». И эти слова не лишены оснований. Над немцами, как правило, планы и инструкции довлели больше, чем следует. В этом была своя и положительная и отрицательная сторона. Составив планы, к тому же неплохие, и получив приказ, немцы всеми силами старались провести их в жизнь и часто добивались успехов. Но, однажды составив планы, они с трудом отказывались от них и плохо учитывали обстановку. В борьбе за Волгу как стратегическую коммуникацию они точно выполнили план, поставив на этот раз 300 мин (так гласил приказ). Однако они не оценили обстановку и, прекратив операцию, дали нам возможность обеспечить фронты топливом.

К осени 1943 года волжские фарватеры стали вполне надежными, но флотилия продолжала очищать от мин подозрительные районы.

Трудно выделить кого-либо из участвовавших в этом опасном деле. Рисковали поголовно все. Хочется только сказать, что на тральщиках служило много девушек-краснофлотцев. По отзывам командования, в мужестве они ничуть не уступали мужчинам.

Траление мин на Волге продолжалось еще долго. А фронт уходил все дальше на запад.

На Волге выросли замечательные кадры моряков. Уже в конце лета 1943 года мы стали черпать оттуда кадры для вновь создаваемой Днепровской флотилии. Моряки уходили на Днепр со своими кораблями: катера грузили на платформы и перевозили по железной дороге. Много бронекатеров вместе с командами перебрасывалось на юг. Они участвовали в Керченско-Эльтигенской десантной операции, а затем действовали на Дунае.

В июне 1944 года Волжская флотилия была расформирована.

Подготовка к новому наступлению на Северном Кавказе длилась все лето.

Во второй половине августа меня вызвал заместитель начальника Генерального штаба А.И. Антонов. В общих чертах он ознакомил с предстоящей операцией, не указывая пока ее сроков. Предупредил, что я, видимо, буду вызван в Ставку. Вместе с адмиралом Л.М. Галлером мы засели за карту, пытаясь представить, как может развиваться сражение за освобождение Новороссийска. Все данные о наших силах на Черном море были под рукой.

В тот же вечер меня вызвали в Ставку. Разговор начался с вопроса о важности Новороссийска как порта и о возможностях помощи флота в его освобождении. Я доложил наши наметки.

– Не спешите, – ответили мне. – Поезжайте на юг и лично разберитесь во всем.

Уже привыкший к тому, что И.В. Сталин очень строго заботится о секретности предстоящих операций, я не счел удобным подробно расспрашивать о разрабатываемом плане. Решил воспользоваться уже испытанным приемом: выяснить что можно через своих работников в Генштабе. Но оказалось, что и они пока мало осведомлены.

18 августа я вылетел в Краснодар к командующему Северо-Кавказским фронтом генерал-полковнику И. Е, Петрову.

Встретились как давние и добрые друзья. Моряки прониклись любовью и уважением к И.Е. Петрову еще при обороне Одессы и Севастополя, когда он командовал Отдельной Приморской армией. Он всегда высоко ценил моряков и умело организовывал взаимодействие сухопутных войск и флота. И сейчас он уделял большое внимание этому вопросу, очень чутко прислушивался к мнению моряков и возлагал большие надежды на их помощь. Часто он прямо звонил мне в Москву, чтобы разрешить тот или иной вопрос. Иван Ефимович предложил засветло проехать на машинах на его КП. Он ознакомил с замыслом операции. Цель ее заключалась в том, чтобы разгромить всю вражескую таманскую группировку.

Прежде чем приступить к прорыву Голубой линии, предусматривалось освободить Новороссийск. Планировались внезапные удары по вражеским войскам в городе одновременно с трех направлений – с востока, юго-запада и юга. Удар будет наноситься и с суши и с моря. С востока должна была наступать восточная группа войск 18-й армии; с юго-запада, с мысхакского плацдарма – западная ее группа, в том числе и 83-я морская стрелковая бригада; со стороны моря должен был высадиться десант.