Остальную часть компании составили новоприбывшие — сэр Роберт Ноллес, сэр Томас Перси, Найджел Лоринг и еще два оруженосца — Аллингтон и Парсонс. Вот такое общество ужинало при свете факелов за столом сенешаля Плоэрмеля и от души веселилось, ибо впереди их ждали благородные подвиги, честь и слава.

Но одно лицо оставалось печальным — лицо самого сэра Ричарда Бамбро. Он сидел, подперев подбородок рукой, устремив взгляд на скатерть, и словно не слышал оживленных разговоров вокруг обсуждения планов, которые наперебой предлагали остальные. Сэр Роберт Ноллес считал, что надо незамедлительно осадить Жослен. Калверли полагал, что следует отправиться на юг — главный оплот французов. Других манил поход на Ванн.

Бамбро все больше супился, а под конец прервал свое молчание свирепым проклятием, после чего за столом воцарилась выжидательная тишина.

— Оставьте эти речи, благородные господа! — воскликнул он. — Ибо каждое ваше слово — как удар кинжала в мое сердце. Все это и еще многое могли бы мы совершить. Но, увы, вы опоздали.

— Опоздали? — повторил Ноллес. — Как же так, Ричард?

— Мне горько это говорить, но и ты, и все храбрые твои воины могли бы и не уезжать из Англии, столько пользы мне будет от вас! Подъезжая к замку, ты видел всадника на белом коне?

— Нет, не видел.

— Он прискакал по западной дороге из Эннебона. И почему он не сломал себе шею на пути сюда?! Лишь час назад привез он мне проклятую весть, а сам поехал дальше предупредить гарнизон Мальтруа. На год между французским королем и английским заключено перемирие, и тот, кто нарушит его, будет лишен жизни и имения.

Перемирие! Гибель всех доблестных замыслов! Сидящие за столом обменивались растерянными взглядами, но тут Крокар опустил на него тяжелый кулак с такой силой, что кубки вновь зазвенели. Ноллес сидел как каменный, стиснув руки, а сердце Найджела налилось свинцом. Перемирие! Как же он совершит свой третий подвиг? А вернуться, не совершив его, он ведь не может! Они продолжали сидеть в тягостном молчании, как вдруг снаружи из темноты донесся звук охотничьего рога. Сэр Ричард удивленно поднял голову.

— Когда решетка опущена, редко кто просит доступа в замок, — сказал он. — Перемирие там или не перемирие, но никто в наши стены не войдет, пока мы не проверим, кто он. Крокар, пойди посмотри.

Великан-немец вышел из залы. Общество продолжало хранить унылое молчание, пока он не вернулся.

— Сэр Ричард, — сказал Крокар, — славный рыцарь Робер Бомануар и его оруженосец Гийом Монтобон ждут у ворот, желая поговорить с тобой.

Бамбро даже вздрогнул от изумления. Что хочет сказать им беспощадный предводитель бретонцев, чьи руки по локоть в английской крови? Зачем оставил он замок Жослен и навестил своих злейших врагов?

— Они вооружены?

— Нет.

— Тогда впусти их и проводи сюда, но удвой стражу и позаботься, чтобы нас не захватили врасплох.

В нижнем конце стола поставили кубки для столь нежданных гостей. Вскоре дверь распахнулась, и Крокар с церемонной учтивостью назвал имена двух бретонцев, которые вошли с гордым видом именитых воинов знатного происхождения.

Бомануар, высокий, смуглый, с иссиня-черными волосами и длинной черной бородой, был крепок и строен, как молодой дубок. Но красивое лицо с огненными темными глазами портили два выбитых передних зуба. Его оруженосец Гийом Монтобон был также высок, с худым острым лицом и серыми глазками, близко посаженными по сторонам длинного изогнутого носа. Лицо Бомануара выражало прямодушие и смелость. Смелость читалась и в чертах Монтобона, но к ней примешивалась волчья жестокость и хитрость. Войдя, оба поклонились, и маленький английский сенешаль поспешил им навстречу с протянутой рукой.

— Добро пожаловать, Робер! Ты желанный гость, пока остаешься под этой крышей. Быть может, придет час, когда мы сможем поговорить по-другому в другом месте.

— Уповаю на то, Ричард, — ответил Бомануар. — Мы в Жослене весьма тебя почитаем и в большом долгу у тебя и твоих людей за все, что вы для нас делали. Лучших соседей мы не могли бы пожелать, и никто другой не сулил бы нам большей чести. Я слышал, к тебе прибыл со своими людьми сэр Роберт Ноллес, и мы все удручены, что воля наших королей помешала нам что-нибудь предпринять.

Он и его оруженосец сели на предназначенные им места, наполнили кубки и выпили за здоровье присутствующих.

— Твоя правда, Робер, — сказал Бамбро. — Мы только что сами скорбели об этом. Когда ты узнал о перемирии?

— Вчера вечером прискакал гонец из Нанта.

— А к нам весть доставили нынче из Эннебона. Приказ запечатан собственной печатью короля. Боюсь, по меньшей мере год вы будете сидеть в Жослене, мы в Плоэрмеле и коротать время как придется. А не поохотиться ли нам вместе на волков в большом лесу, не запустить ли наших соколов на берегу Дюка?

— Это все от нас не уйдет, Ричард, — ответил Бомануар, — но, клянусь святым Кадоком, думается мне, что при взаимном согласии мы можем ублажить себя и не нарушить повеления наших королей.

Рыцари и оруженосцы наклонились вперед, не спуская с него оживившихся глаз. А он с щербатой улыбкой обвел взглядом и морщинистого сенешаля, и белокурого великана-оруженосца, и юное свежее лицо Найджела, и суровые черты Ноллеса, и ястребиные — Калверли. Все они смотрели на него, пылая одним желанием.

— Вижу, что о согласии вашем спрашивать нечего, — продолжал бретонец. — Да я иного и не ждал, не то сюда не приехал бы. Вспомните, приказ этот касается войны, а не поединков, обменов ударом копья или других рыцарских забав. Король Эдуард доблестный рыцарь, как и король Иоанн, и навряд ли они хотят чинить помехи тем, кто хочет снискать больше чести или восславить свою даму с оружием в руках.

Вокруг стола прокатился одобрительный ропот:

— Коли вы выступите против гарнизона Жослена как гарнизон Плоэрмеля, перемирие будет нарушено, и мы ответим головой.