Шрифт:
Интервал:
Закладка:
* * *
Фредерик дремал до десяти утра. Пернелль постучала в дверь. Он ощутил аромат горячего кофе.
— Мсье, я позволила себе принести ваш завтрак, — послышался приглушенный толстой дверью голос служанки.
Внезапно ему вспомнились события минувшей ночи. И как он огорчился, как испугался… Клер — недвижимая, избитая, ноги в крови… Невзирая на острое разочарование, толкнувшее его на крайность, чувства Фредерика к ней, в общем-то, не изменились.
«Господи, что, если я ее убил?»
— Мсье! — упорствовала Пернелль. — Вам нездоровится?
— Минуту! — крикнул он.
Постепенно Фредерик пришел в себя. Во рту страшно пересохло, и он проклял те моменты, когда опустошал бутылку коньяку. И все же ему снова хотелось спиртного. Хватит ли у него выдержки войти к Клер и застать ее в той же позе — бледную, умолкнувшую навсегда, покинувшую мир живых? Он спросил срывающимся голосом:
— Пернелль! Ты стучала в комнату мадам?
— Госпожа ранним утром уехала верхом, мсье! Сказала, что не голодна.
Фредерик испытал огромное облегчение. Буркнул: «Входи!» и с удовольствием взял с подноса и выпил чашку черного кофе. Пернелль смотрела на него озадаченно.
— У вас странный вид, мсье!
— Ступай, Пернелль! У меня такой вид, как мне нравится! Приготовь синюю спальню, с окнами в парк!
— Вы поселите там мадемуазель Дениз? Но что скажет мсье Бертран?
Пожилая служанка прищурилась, удрученно покачала головой. Фредерик не сказал Клер, что, кроме него и тетки Аделаиды, о существовании малышки знала еще и Пернелль.
— Скажу ему правду, когда сочту нужным, — отрезал он. — Хватит с меня лжи и секретов, отравляющих жизнь. Отцу больше нечего опасаться, он гниет на кладбище! Маму — да упокоится она с миром! — тоже уже ничто не расстроит. Ступай, говорю тебе!
Он вдруг осознал, что не только Клер пережила эту ночь, но и его гнев. Умершая от его руки, молодая женщина получила бы право быть оплаканной, а сам он терзался бы муками совести. Но, оказывается, она прогуливается верхом — дрянная девчонка, упорствующая во грехе, которая так дерзко посмела ему перечить, а позже, ночью, встретила такой обезоруживающей покорностью! Вспомнив, как он взял ее силой, подчинил себе, Фредерик испытал вожделение. Упрекнул себя в том, что напился, что был слишком нетерпелив.
«Я не ласкал ее грудь, ни разу не поцеловал ее в губы! Ничего, она дорого мне заплатит за предательство. Распутничала? Значит, буду обращаться с нею соответственно! Каждый вечер…»
Со злости он стукнул кулаком по деревянному изголовью кровати. Боль его несколько утихомирила. Объявляя супруге войну, Фредерик Жиро не собирался отказываться от своих планов. Дениз переедет жить в поместье, и он займется воспитанием Матье Руа. Будет устраивать в Понриане праздники, псовую охоту, и Клер придется играть роль примерной жены. Он хотел, чтобы она была элегантной и ослепительно красивой, сопровождала бы его повсюду. Как бы его не злили признания молодой женщины, он не перестал ценить ее образованность, ум и любовь к чтению.
— Вот ведь дрянь! — процедил он сквозь зубы.
Клер вернулась в полдень, как раз к обеду. Фредерик разбирал у себя в кабинете счета. Она переоделась, выбрав очень простое платье из светло-зеленого атласа. В таком наряде, с косой, она выглядела пятнадцатилетним подростком.
— Про таких, как вы, говорят: «Она живой в рай попадет!» — заявил он, когда они сели за стол.
Молодая женщина не ответила. Она едва прикоснулась к жареной курице, поданной с гарниром из жареного картофеля.
— Сириус соответствует вашим ожиданиям? — спросил он, даже не взглянув на нее.
— Да, благодарю вас. Это надежный конь и бесстрашный к тому же!
Фредерик разглядел сиреневый кровоподтек у нее на шее, под платком, и устыдился. Пернелль с племянницей принялись убирать со стола. Как только они вышли из столовой, он стал извиняться:
— Вчера я разозлился, и то, что случилось ночью… Больше всего меня огорчает утрата той почтительной любви, которую я к вам питал. Я надеялся, что смогу нежно заботиться о вас, беречь, баловать! И я до сих пор вас люблю, но по-иному.
Вы принадлежите мне, и я собираюсь располагать вами, как мне вздумается.
Она ответила прямым взглядом, уязвленная в своей гордости. Однако эти его слова, это чванство и невнятные угрозы, как ничто другое, вернули Клер силы и желание жить.
— Это мы еще посмотрим, — отвечала она едва слышно. — Но знайте, что не обязательно напиваться и душить меня, чтобы добиться исполнения супружеского долга. Я не буду противиться, ведь мы женаты.
Фредерик опустил глаза, не зная, злиться ему или восхищаться. Прежде все его зазнобы либо молча подчинялись, либо вздыхали по нему. Клер же была из другого теста. Более спокойным тоном он сказал:
— Половина этажа в вашем распоряжении. Дениз я отвел голубую комнату, в конце коридора. Вы можете устроить Матье в смежной комнате, желтой с голубым. Я уже купил для него детскую кроватку.
— А Соважон? Вы позволите ему жить во дворе? — тихо спросила Клер.
— Я не изменяю своему слову, в отличие от некоторых… Если ваш полуволк не польстится на моих овец и жеребят и не порвет мне глотку, когда вы ночью случайно вскрикнете, пусть себе живет. Распорядитесь, чтобы Луи смастерил для него будку с крепкой цепью. Сегодня днем мы с вами едем в Ангулем! Коляску подадут ровно в три. Остановимся в доме тети Аделаиды. Прошу вас одеться соответственно. Со своей косой и в полосатой юбке вы похожи на крестьянку!
Клер отодвинула от себя блюдце с творогом и несколькими видами варенья и встала со словами:
— Вам это наверняка не понравится, но я все же скажу! За конюшней у вас растет полынь и чистотел, который в народе называют бородавником. Вашей служанке Пернелль он пошел бы на пользу: у нее заметный нарост на правой руке!
Фредерик закатил глаза и пренебрежительно отвечал:
— Не хватало, чтобы вы рвали траву на глазах у конюхов! Вы — хозяйка Понриана, мадам! Ведите себя соответственно. И я не желаю, чтобы впредь вы разгуливали в таком виде!
Наверх Клер почти бежала, задыхаясь от обиды.
«Я не собираюсь переодеваться по пять раз на дню!»
Нахлынула ностальгия. Ей захотелось снова оказаться дома — препираться с Бертий, смотреть, как вращаются лопастные мельничные колеса… Фредерик вошел без стука. Впрочем, стучать не было смысла: замок и сама дверь все равно сломаны. Клер, в розовом атласном корсете и кружевном подъюбнике, возмущенно вскрикнула. Она чувствовала себя голой и уязвимой, выставленной
