Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Хотите стать популяризатором Священного Писания? Слава Емельяна Ярославского не дает покоя?
В итоге, античных стихов, особенно с латинскими сюжетами, у него куда больше.
Церковь отрицал – любую, ссылаясь на Владимира Соловьева, но не моего соавтора по этой книге, а его предшественника: «Перегородки, разделяющие конфессии, не доходят до неба».
Тем не менее, как я уже упоминала, вменил себе в обязанность выдавать по стишку на Рождество, хотя с каждым годом заздравица Иисусу давалась все трудней, буквально вымучивал из себя, но печалился, что не доживет до Его двухтысячелетия, и даже подумывал написать заздравный стишок загодя – с тем, чтобы опубликован был посмертно.
– Может, и упустили свой шанс, кто знает. Проморгали Христа. Вот я на всякий случай и поздравляю его с днем рождения, хоть были люди и покрупней. Как в том анекдоте про Рабиновича, который отказывается показать Богу фигу.
– Ради бога! Все его знают наизусть, – попыталась остановить его мама.
Не тут-то было! Он любил, хоть и не умел, рассказывать анекдоты, сплошь бородатые.
– А, Воробышек? Ты знаешь анекдот про Рабиновича?
– Про которого из?
– Хороший вопрос. «Если Бога нет, – ответил Рабинович, – кому показывать фигу? А если есть, зачем с ним ссориться?» Так и я – зачем ссориться с наместником Бога, даже если он обычный ребе или лже-мессия? Что я! Даже Рим, посопротивлявшись пару столетий, в конце концов признал обрезанца – спасибо маме Константина. Предусмотрительная ля фамм.
В религиозной искренности самого императора сильно сомневался, объясняя его разворот к Христу меркантильными соображениями, а Рим любил как раз дохристианский: римские катакомбы и муки ранних христиан нимало не волновали, Иисус был неотъемлемой частью ближневосточного пейзажа, «один из наших», подразнивал он гоев, а евреев попрекал, что не признают своего национального героя, и грозился вступить в здешнюю секту «Jews for Jesus». Его попрекали во всем окромя погоды – в том числе, что его Иисус так и не вышел за пределы Ветхого Завета и мало чем отличается от любимого им Иова, несмотря на иную атрибутику: потеряв все, стоять на своем. Его Иисус – это Иов на кресте, утверждали прозелиты-неофиты, выискивая богохульские блохи в его рождественских стихах и отлучая от церкви, к которой он не принадлежал и не собирался, а будь последовательны, то есть воинственны в деле, яко на словах, приговорили бы к смертной казни, как муслимы Салмана Рушди. Да он и сам давал повод, открещиваясь от Нового Завета и противопоставляя ему Ветхий, в котором больше метафизического простора, перспектива не замкнута этикой:
– Коли Бог есть верховное существо, то не должен походить на человека. И ни на кого вообще. На то он и Бог, чтобы быть незримым и неназванным – здесь иудеи правы абсолютно. Идея их Бога – грандиозная. Иудаизм – это мощный поток в узком русле. А к чему свели христиане иудейского Бога? Что такое их богочеловек? Перевожу: божий человек. То есть нищий, юродивый. Каким и был Иисус. В лучшем случае – пророк, в худшем – лжепророк. Да, мой интерес к нему исключительно на младенческом уровне, до внесения в храм. Потому и сочиняю стишки к Рождеству, а не к Пасхе.
Зато Новый год как праздник отрицал:
– Еще чего! Тысяча девятьсот девяносто оный с Христова обрезания, да? Тогда уж лучше по китайскому календарю, коли нам так любезна чайниз фуд. Да хоть по римскому летоисчислению. А то выходит, что мои приятели Гораций, Вергилий и Проперций как бы и не существовали, ибо все умерли до его рождения, да? Один только Овидий, счастливчик, дожил до Иисусова 18-летия. Оба, кстати, жили на окраинах империи: один – в Иудее, другой – в Скифии. На моих родинах: исторической и географической.
Так ни разу не съездил ни в ту, ни в другую.
За отказ побывать на Святой земле ему пеняли как иудеи, так и христиане (из иудеев же).
Попыткам приписать себя к христианскому стаду сопротивлялся ничуть не меньше – просто такие попытки делались реже. Упомянутый прозелит утверждал, что от евреев один прок – Иисус.
– Зато какой! – мгновенно реагировал ИБ.
Гроб Господень интересовал его еще меньше, чем историческая родина. Отшучивался:
– Что я, крестоносец!
Ссылался на занятость.
– А на Венецию, каждый год, есть время?
– Так то же Венеция! Сравнила…
В другой раз:
– Зачем мне Израиль, когда я сам Израиль? И портативная родина у меня под кожей, на генетическом уровне. Как говорили древние иудеи, оmnia mea mecum porto. Еврей сам по себе, вне синагоги. К чему все эти причиндалы, когда я и так жидович?
И в самом деле – зачем? Когда он был евреем от макушки до пяток, или, как бы сказал он сам, – от пейс до гениталий.
Израиль называл Безарабией, а любые другие скопления однокровцев – Еврятником, Еврендией и Жидовией:
– Хороша страна Жидовия, а Россия лучше всех, – и уже всерьез добавлял: – Евреи – соль земли, а потому должны быть распределены по ее поверхности равномерно.
Не потому ли наотрез отказывался выступать в синагогах, хотя синагоги были просто дешевым, а то и бесплатным помещением с хорошей акустикой вдобавок? По этой причине сорвал как-то уже организованное ему турне по Америке – других подвел, а себя лишил приличного гонорара. С поездки в Израиль тоже мог снять навар, не говоря уж о том, что встречен был бы как национальный герой: самый известный поэт из живущих в мире евреев.
Антистадный инстинкт? Страх тавтологии? Не хотел быть приписан ничьему полку?
Отчасти.
Хоть и ссылался на Акутагаву, что у него нет принципов – одни только нервы, но был принципиальным апологетом диаспоры. Вслед за Тойнби считал, что евреи как некая религиозно-государственная целокупность свою роль в истории отыграли, и хихикал, цитируя анонс лекции одного еврееведа «Грозит ли евреям утечка мозгов?», а от себя добавлял, что Бог пустил их в другие народы с историческим посланием – и сравнивал индивидуальные еврейские достижения в диаспоре и в Израиле: не в пользу последних.
– Какое историческое послание, дядюшка?
– Создание тотальных формул для масс.
– Например?
– Массрелигия – христианство. Массидеология – коммунизм. Массэкономика – капитализм. Масспсихология – психоанализ. Масскультура – Голливуд.
– Капитализм и коммунизм – не одно и то же.
– Почему? Коммунизм как поправка к капитализму. Соответственно – наоборот.
– А как насчет теории относительности?
– С помощью пропаганды довести E = mc2 до народа. Элитарное сделать массовым. Пример хочешь? В 50-е здесь по ящику гнали популярную серию „Twilight Zone“. Не видала? Иногда, по праздникам, пускают марафоном сутки напролет. Попадаются гламурные ужастики. Так вот, к каждому заставка-эпиграф – формула Эйнштейна. Беда только в том, что сапиенс, создавая масскультуру, сам себе роет могилу. Правда твоя, старина Шарло, хоть геноссе в Манифесто имел в виду совсем другого могильщика. Зато какая шикарная метафора!