— Иншалла![121]— склонился тот в полупоклоне.

— Сейчас мы отправимся в Дувабад, родной кишлак Челака, — вот туда нас действительно приглашают, — кивнул майор на «счастливчика». — Но сначала придется переодеться.

— Я вообще-то по-серьезному собрался, — ворчал Хантер, выходя из кабинета вслед за афганцем и Тайфуном. — Предупредили, мол, Тайфун просто так не зовет…

— Александр Николаевич! — резко оборвал его спецпропагандист. — Я тебя прошу: брось эти десантные штучки! Ты замкомбата, находишься в пункте постоянной дислокации, «на базе», поэтому твоя «мабута»[122]здесь совершенно ни к чему!

— И все-таки, Тайфун, я не понимаю! — Александр не обратил внимания на демарш спецпропагандиста. — С какой стати нам тащиться к этому «везунчику»? Не то чтобы я опасался поездки в незнакомый кишлак, но неужели это так важно и необходимо?

— Это Восток, Шекор! — терпеливо пояснил Чабаненко. — Любые договоренности здесь всегда требуют соблюдения множества условностей, а иногда вообще имеют двойной смысл. Тонкости местной дипломатии, так сказать. Наше согласие на визит к Челаку является чем-то вроде подписания нашей стороной протокола о намерениях. Мы приняли его у себя, получили ценную информацию, теперь он хочет убедиться в нашей полной искренности по отношению к нему. То, что мы не боимся его и готовы ехать с ним к черту на рога, для Челака означает очень многое. Если он не будет нам доверять, то сможет тем или иным косвенным способом предупредить «духов». Тогда операция либо сразу сорвется, либо твой батальон будут ждать такие проблемы, что живые позавидуют мертвым, как говорят в Персии! Это ясно, супермен? А раз так — не обижайся! — Майор подтолкнул земляка туда, где их поджидал Челак.

Втроем забрались в «таблетку» с медицинским Красным Полумесяцем и в сопровождении БРДМ добрались до административного центра провинции. Попутно завернули к военным советникам, знакомым Чабаненко, где оба офицера переоблачились в просторные «шальвар-камиз» — традиционную афганскую одежду. Опытный Тайфун ловко намотал вокруг головы длинную белую чалму. Петренко, припомнив, чему учили на курсах Спецпропаганды в Белокаменной, накрутил на себя черную — и едва не опарафинился[123].

— Кто тебя учил мотать чалму? — нахмурился Чабаненко. — Не приведи Аллах, ты бы появился в таком виде в любом афганском городе, кроме определенных районов Кабула и Джелалабада.

— А в чем дело? — неподдельно изумился Шекор, непроизвольно хватаясь за голову. — Все так, как показывали на курсах…

— Для того чтобы остаться без головы — в самый раз. Так носят чалму индусы, заклятые враги мусульман, — посмеиваясь, объяснил Тайфун и в два счета перемотал по-иному Сашкин головной убор. — Только в Кабуле и Джелалабаде, где есть индийские кварталы, можно днем появиться с такой чалмой. В других местностях, к тому же без хорошего знания языка, можно нарваться на крупные неприятности.

От советников оба офицера вышли натуральными афганцами. Оружие при них было то же, только Тайфун вместо тяжелого АК с «веслом» прихватил хорошо знакомый Хантеру «Узи». Здесь же пересели на «тойоту» Челака и в сопровождении лашкара — охраны — покатили в Дувабад.

Там встретили радушно — свежеиспеченными лепешками и шашлыком из молодой баранины. К удивлению замполита ДШБ, у баловня судьбы, сочинявшего касыды[124]во славу Аллаха, нашлась неплохая советская водка, которую офицеры пили наравне с хозяином. Обратный путь по тому же маршруту не занял много времени — из кишлака к советникам, переодевание, а затем — на «таблетку» и в бригаду.

Зачем понадобились все эти сложности, замкомбата мог только догадываться. Скорее всего, цель их заключалась в том, чтобы скрыть факт визита офицеров-шурави в Дувабад. Поэтому и беседа между хозяином и гостями велась исключительно на пушту, и Хантер лишь время от времени вставлял в нее отдельные более или менее уместные реплики. В то же время их славянские, хоть и загоревшие до негроидности, безбородые физиономии, явное отсутствие должной набожности и совместное распитие спиртного могли многое поведать внимательному наблюдателю.

В «Южной» бригаде полным ходом шла подготовка к операции по захвату предводителей бандформирований. Возле аэродрома разбили полевой палаточный лагерь, где находился весь личный состав, задействованный в тактическом десанте. На совещании командир бригады четко изложил замысел боя, последовательность действий и порядок взаимодействия подразделений в ходе операции «Бандаж». Откуда взялось это название, никто не знал — очевидно, хитрый бригадир использовал слово, ничего не говорившее постороннему, тем более афганскому, уху.

Хантер волновался — несмотря на то что он много раз принимал участие в учениях с подобными задачами, это был его первый боевой тактический десант, и к тому же в качестве замкомандира батальона. Однако, не подавая виду, он собрал своих «политрабочих» и поставил перед каждым задачи. В итоге Веревкин разобиделся в пух и прах — Петренко на время операции оставил его «на базе», не очень-то представляя, чем может заниматься «освобожденный» комсорг на боевом десантировании.

Замполитам рот предстояло действовать в составе подразделений. Свое место Александр, даже не советуясь с комбатом, определил в передовом вертолете. Майор Иванов, поглощенный делами, никак не отреагировал на это, но, врубившись, не стал возражать и даже похвалил — мол, неплохо, если в передовой машине будет присутствовать замкомбата. Чем вызвана похвала, еще предстояло узнать…

Лагерь возле аэродрома тем временем жил своей жизнью. Составлялись списки «повертолетно» — сколько военнослужащих на борту, кто конкретно, с каким вооружением и экипировкой. Все продумывалось до мелочей, чтобы в бою не случилось проколов и накладок. Офицеры проверяли оружие, наличие боеприпасов, воды, содержимое рюкзаков десантных РД-54. Комбриг потребовал, чтобы военнослужащие, действующие вне «брони», облачились в каски и бронежилеты. Такая экипировка существенно перегружала солдат и офицеров, на которых и без того оказалось огромное количество груза, однако иного выхода не было — безопасность превыше всего.

Вечером перед вылетом на «Бандаж» майор Иванов провел совещание. Старшим «на базе» в этот раз оставался Сен-Тропез, поскольку техника батальона, кроме самоходной батареи, не принимала участия в операции. Эстонец едва ли не впервые шел на боевые и заметно нервничал, задавая неуместные вопросы и задалбывая командиров подразделений лишними согласованиями и докладами. Ввиду дефицита вертолетного парка ротные минометы «Поднос» пришлось оставить «на базе».