— Спасибо тебе, отец, — тихо произносит она, — за то, что согласился меня выслушать. Я знаю, какое горе тебе причинила.

По рядам пробегает сочувственный шепот. Девочка, убившая мать, просит прощения у отца и у Бога, да еще и в такой день, — что это, если не чудо? Стоящий рядом со мной мужчина хмурится и Толкает локтем жену; они обмениваются обеспокоенными взглядами. Зрители начинают смягчаться: две женщины передо мной держатся за руки и тихо перешептываются. Бетани разводит худенькие, покрытые шрамами руки и мед ленно поворачивается, пока ее фигурка не занимает весь освещенный пятачок. Дочь своего отца — теперь это очевидно как никогда. Она унаследовала его дар.

— Да, в меня вселилось нечто ужасное, — говорит она. В ее голосе прорезалась новая, незнакомая интонация. В нем появилась уверенность и что-то, очень похожее на смирение. Энергично покивав, она скорбно вешает голову. Зрители перешептываются. — Нечто настолько уродливое и страшное, что и поверить трудно.

Снова возгласы — смесь любопытства, сомнения, поддержки. Бетани начинает кружить по сцене, грустно поглядывая по сторонам. Ей удалось завладеть вниманием публики.

— Мама с папой пытались меня освободить. Однако, сколько бы они ни молились, оно не хотело меня покидать. Они все испробовали. И с каждым разом старались все больше. Верно, отец?

Лицо Леонарда Кролла все еще сияет, но я вижу мелькнувшую по нему тень. Он неуверенно кивает.

Да, любовь моя. Мы сделали все, что могли, — и я, и твоя мать, упокой Господь ее душу.

— В конце концов им пришлось раздеть меня догола и привязать к лестнице — уже не на пару часов, а на три дня. — Моя соседка потрясенно ахает. — Я вижу, кое-кого из вас это шокирует, но ведь они сделали это ради моего же блага. Да, отец? — Леонард Кролл в ужасе направляется к ней. Бетани жестом его останавливает. — Нет, папочка, позволь мне рассказать им, на что вам пришлось пойти ради моего спасения! Что вы с мамой сделали во имя Господа!

— Да! Давайте дослушаем! — выкрикивает мужской голос.

Теперь Бетани не остановить. Ее голос крепнет, она вышагивает все быстрее, пока не начинает носиться по сцене вприпрыжку.

— Три долгих дня вы держали меня там, в дерьме и моче, не давая мне ни есть, ни спать. Вот как сильна была ваша любовь, и я восхищаюсь вашей твердостью! — Кролл лихорадочно машет звукотехнику, чтобы тот отключил микрофон. Раздается треск, гудение, но Бетани продолжает: — Ты решил изгнать из меня дьявола, потому что дьявол не верит в безвидную и пустую Землю, да во тьму над бездною, да в прочее дерьмо! Только, видишь ли, в чем затык: дьявол верит написанному в учебниках, потому что они не врут — в отличие от тебя!

Публика ахает. Мужской голос выкрикивает что-то бессвязное; стоящий недалеко от меня охранник сжимает кулаки. Разинув рот, Кролл смотрит на дочь:

— Бетани, ты же знаешь, что все было не так!

— Нет, отец, именно так. И…

В микрофоне раздается писк и потрескивание, после чего звук пропадает. Несколько секунд Бетани продолжает беззвучно кричать, а затем стремительно бросается к отцу и сдергивает микрофон с его уха. Оцепеневший, он стоит неподвижно, а она мечется вокруг него, приплясывая, словно под ногами у нее горячие угли, и вопит в зажатый в кулаке микрофон:

— Да-да, так все и было! И ничегошеньки у вас не вышло! — Ее лицо побелело от ярости. — Тогда вы с матерью начали трясти меня за волосы. Помнишь? Ведь именно так изгоняют дьявола, да? Хватают дочь за волосы и трясут изо всех сил, пока ей не покажется, что мозги лезут из ушей. Да только ту пакость вы все равно не выгнали! Она все еще здесь! И знаешь, отец, почему? Потому что никакого дьявола во мне нет и не было. Только я! Я, Бетани! Ни дьявола, ни Бога, одна только я. И все. Я, твою мать!

С сочным хрустом микрофон выдергивают из гнезда. Бетани на миг замирает как вкопанная, потом разворачивается к отцу и устремляет на него вызывающий взгляд. Словно очнувшись, публика разражается гневными криками, которые сменяют вопли отчаяния. В первом ряду вскакивают несколько мужчин. Не зная, что предпринять, они неуверенно озираются, внезапно осознав, что руководить ими некому. Моя соседка яростно обмахивается листком со словами гимна. Наша охранница бросается к толпе коллег в желтых куртках. Как же я не догадалась, что Бетани не устоит перед искушением? Что она готова на все, лишь бы добиться этой стычки. Гляжу, как пятится от дочери Леонард Кролл — с белым, как мел, лицом, на котором читается неспособность осмыслить такое чудовищное предательство, — и понимаю: ей и упрашивать его не пришлось.

Бетани просто сказала отцу те слова, которые он хотел услышать. А он, в своей самовлюбленности, поверил.

Теперь понятна и эта ухмылка на ее лице. Бетани ощутила свою власть, обращенные к ней взгляды тысяч людей, и это дало ей огромный заряд. Я вижу, что сейчас произойдет. И Джой Маккоуни тоже, потому что я слышу ее вопль: «Нет!»

И тут, словно этот возглас освободил их от чар, белые фигуры разом приходят в движение. Трое проповедников подбегают к Кроллу, и между ними завязывается торопливое обсуждение, во время которого они то и дело показывают на улыбающуюся Бетани. По кивку преподобного двое охранников взбегают на сцену и, подхватив Бетани под мышки, словно пушинку, приподнимают ее над полом. Кролл жестом просит ее не уводить. Внезапно моя соседка вскрикивает от неожиданности: Бетани стремительно выворачивается из рук стражей, пускается наутек и, словно сраженная выстрелом, падает и начинает биться в конвульсиях. У нее начался очередной припадок. Через какое-то время она бессильно вытягивается. Оживившись, Кролл хватает микрофон.

— Дьявол еще в ней! — кричит он. — Изгоним же нечистого! Молитесь, люди, молитесь за мою дочь!

Я безотчетно тянусь за «громовым яйцом». Физик перехватывает мою руку и дергает подбородком куда-то вверх, пытаясь привлечь мое внимание. Поднимаю глаза к небу, но ничего не вижу. Зато слышу — далекий рокот пропеллера.

Кролл продолжает вещать постепенно крепнущим голосом. У его ног, словно жертва языческому божку, лежит распростертое тело Бетани. Судороги сменились легкими подергиваниями.

— Отриньте страх, друзья! Страх — оружие дьявола! — Кролл обводит взглядом зал, оценивая настроение толпы. Судя по лицам моих соседей, люди сбиты с толку и, пожалуй, близки к тому, чтобы взбунтоваться. Метастазы недоверия и страха разрастаются на глазах. Трудно же ему придется. — Этот исторический момент, свидетелями которого нам посчастливилось стать, — не что иное, как Судный день! — продолжает он с упорным оптимизмом в голосе. — Мы, люди истинной веры, собравшиеся сегодня на этом стадионе и в церквях по всей стране, — избранники Бога! Он знает о нашей любви и преданности, Он дарует нам спасение! — Бьет кулаком воздух. — «За то проклятие поедает землю, и несут наказание живущие на ней; за то сожжены обитатели земли, и не много осталось людей».

Бетани лежит недвижима.

Мое сердце замирает. В суматохе наши стражи о нас, похоже, забыли. Если мы хотим вовремя добраться до вертолета, медлить больше нельзя.