— Попробуй ее вытащить, — говорю я физику. — Они приземлятся на дальнем конце стадиона. Я вас догоню.

Он кивает:

— Я люблю тебя, Габриэль.

— Я знаю. И я…

Поздно — Фрейзер Мелвиль уже растворился в толпе.

— Да, оставшихся на земле ждет страшная участь! — веско произносит Кролл. — Помолимся же за них, как молимся за мою Бетани. И возрадуемся уготованному нам вечному царству, в которое мы вступим столь скоро! — В ответ на взмах его рук раздаются нестройные аплодисменты, которые заглушаются сердитыми возгласами и криками: «Позор!» — Мы готовы к вознесению, о всемогущий, милостивый Бог и Отец наш! Во имя Иисуса Христа!

Почувствовав враждебность толпы, Кролл поспешно кивает хористам, и через несколько секунд динамики взрываются музыкой. На сцену выходят проповедники, за ними появляется еще одна группа певчих в белых одеждах, вплетая голоса в общий хор. Часть зала поднимается и начинает покачиваться под музыку, распевая во все горло, в то время как другие протискиваются к проходам. Людской водоворот движется к внешней стене стадиона, вытекая сквозь завесу из прозрачных лент, словно вода из дуршлага.

Сжав колеса, я толкаю коляску вперед.

Бетани по-прежнему лежит, растянувшись у подножия цветочного фонтана, который укрывает ее, словно огромный белый зонт. Подобравшись поближе, я пытаюсь до нее докричаться, но мой голос тонет в какофонии музыки, воплей и рева моторов. В любом случае девочка слишком обессилела и не может подняться. Я уже у дальнего края сцены, на пути к неосвещенной части стадиона, над которой кружит вертолет; лопасти сливаются в дрожащий серебряный нимб. Я упорно пробираюсь к нему, преодолевая сопротивление проседающего под колесами покрытия. Притормозив, перевожу дух, оглядываюсь и вижу: физик пробился-таки к Бетани. Держа ее на руках, он стоит на коленях и всматривается в толпу. Машу ему рукой: «Сюда. Быстрее. Шевелись!» Заметил он меня или нет, я не знаю, но он по-прежнему медлит. «Беги!» — кричу я, и он наконец встает, пошатнувшись под весом Бетани. Два охранника кидаются к ним. Мгновение Фрейзер Мелвиль стоит неподвижно, словно не в состоянии двинуться, и вдруг со всей силы пинает подножие цветочного шедевра. Покачнувшись, огромная ваза становится на место, но следующий пинок опрокидывает все сооружение, которое падает на сцену и в фонтане белых соцветий и воды разлетается на куски. Охранники еле успевают увернуться. Один из них спотыкается, хористы с визгом бегут в разные стороны. Воспользовавшись царящей на сцене паникой, физик взваливает Бетани на плечо и несется прочь.

Я набираю скорость, то и дело врезаясь в чьи-то спины, но мне все равно. «Прочь! Разойдись!» — кричу я во весь голос. С яростным ревом, взметая волны горячего воздуха, вертолет садится на поле, будто гигантская неповоротливая стрекоза. Слева, опередив меня на несколько сотен метров, бежит, спотыкаясь под весом бездыханной Бетани, Фрейзер Мелвиль. Порыв ветра, поднятого лопастями, чуть не сбивает физика с ног. Сияющий, словно маяк, огромный, как дом, стоит вертолет посреди темного поля. В проеме распахнутого люка видно кишащее людьми, заставленное ящиками нутро. Группа мужчин, двое — с оружием в руках, спрыгивают на землю. В одном из них я узнаю Неда. Зову его, чтобы он мне помог. Над его плечом маячит бледное, напряженное лицо Кристин. Понимаю, что в сгустившемся мраке Нед меня не видит, и налегаю на колеса, удерживая его в поле зрения. Подняв Бетани с протянутых рук физика, он с помощью Кристин втягивает ее на борт и передает кому-то у него за спиной. Исландка меня заметила: она показывает в мою сторону и что-то кричит. Я толкаю ободья изо всех сил. Нет, не успеть. За спиной слышен топот нагоняющей меня толпы.

— Сюда! — кричу я.

Мой голос тонет в реве мотора, в грохоте музыки и диких выкриках.

Фрейзер Мелвиль бежит ко мне со всех ног. Напрягая каждый мускул, увязая в неровной траве, качу к нему. Наконец мы врезаемся друг в друга. Что делать дальше, понятно без слов. Физик разворачивается, падает на колени, и я крепко обнимаю его за шею. Подхватив меня, он ныряет под струю воздуха и, спотыкаясь, бежит к вертолету.

Трое из команды на борту втягивают меня внутрь и тут же выпускают. Грохаюсь на пол, смутно сознавая, что обмочилась.

— Кресло! Мое кресло! — Никто не слышит. Фрейзер Мелвиль, задыхаясь, кулем лежит на полу вертолета. Увидев, что он бессильно мотает головой, я горестно взвываю, только теперь сообразив, что иногда нужда и любовь неотделимы: — Кто-нибудь! Пожалуйста, поднимите кресло!

Вертолет вздрагивает. Сквозь разверстый бок я вижу накренившийся стадион и толпу бегущих в нашу сторону людей. Они умоляюще машут руками. Пергидрольная блондинка в розовом халате, с младенцем на руках. Ее муж с измазанным в земле лицом. Под хлесткими ударами поднятого пропеллером ветра они отталкивают друг друга, готовясь забраться внутрь. Увидев свое кресло, я исторгаю безумный вопль.

Нед одним движением втягивает кресло внутрь. Оно подпрыгивает на одном колесе, врезается в какой-то ящик и замирает. Растянувшись на дрожащем полу вертолета, рыдая от облегчения, смотрю на вращающиеся колеса. Я могла бы смотреть на них до скончания века.

Вертолет приходит в движение. «Нет! Подождите!» — визжит женский голос.

Пол подо мной резко кренится. Содрогаясь, наш ковчег поднимается в воздух. Перед моими глазами проплывает лицо блондинки — грубое и круглое, как блин. Я вижу ее ребенка, вижу ужас в ее глазах и понимаю, что это зрелище намертво отпечаталось у меня в памяти. Вертолет резко уходит ввысь, словно его дернула невидимая рука, и странно накренившаяся земля остается далеко внизу. Мы взмыли в небеса. Натужно ревет мотор, мир встает на дыбы, лицо блондинки съеживается, ее крик растворяется в рыке пропеллера.

Помутневшими глазами смотрю на тающий стадион с его утыканной яйцеобразными будками площадью. Пилот делает резкий вираж, и земля исчезает, уступив место сначала сверкающему каналу, затем — темным водам реки.

Следующее, что я вижу, — туго натянутая веревка и пара вцепившихся в ее конец обветренных, жилистых рук. Каким-то образом кто-то успел ее ухватить. Следом появляется локоть. Двое сидящих рядом со мной мужчин вскрикивают и, осторожно подобравшись к люку, втягивают повисшего за бортом. Тот бессильно валится на пол, рыча от боли в вывихнутом плече. И вдруг, нежданно-негаданно, до нас доносятся новые голоса. Вертолет облеплен людьми. Еще трое мужчин, повисших на одной веревке, взбираются внутрь; остальные, срываясь один за другим, летят вниз. Слившийся воедино крик, затем — тишина.

Чрево вертолета набито людьми: на скамьях, на полу между мешками и коробками — всюду сгорбившиеся фигуры. Среди них, положив голову Бетани на колени, сидит Кристин с застывшим, будто маска, лицом. За ее спиной виднеется маленькая, сгорбленная фигурка, которую я в первое мгновение не узнаю. Хэриш Модак сжимает банку с прахом жены. Из угла рта ниточкой свисает серая слюна. Старик трясется всем телом и делает глотательные движения. Пытаюсь поймать его взгляд, но он меня не видит. Подтягивая ноги, я начинаю кое-как пробираться к Кристин. Она смотрит на что-то расширившимися глазами и кричит. Мотор вертолета гудит все так же натужно.