– Знаешь, моя мама рыдала, когда узнала о нашей драке. Ты ей очень нравишься. Говорит, что благодаря тебе я вырос хорошим человеком.

– Серьезно, что ли? А вот моя мама вообще от тебя не в восторге.

Кивнув, Уэс жалобно выпятил нижнюю губу.

– Спасибо, я в курсе.

Впервые со вчерашнего дня мы невольно ухмыльнулись, потому что моя мама всегда радушно встречала Уэса, готовила наивкуснейший ужин и не отпускала домой без угощения.

– Думаешь, Шарлотта когда-нибудь тебя простит? – полюбопытствовал я.

– За то, что надрал тебе задницу? Ну, когда узнает правду, может, и простит.

– Я тебе подыграл, не выдумывай. И – да, ты всерьез думаешь, что это ее утешит?

– Нет, идиот. Утешит ее то, что подрались мы из-за нее. Ну, по крайней мере, я. Шарлотта – горячая штучка, поэтому я уверен, что она просто сойдет с ума.

От его очевидного самодовольства я закатил глаза, прислушиваясь к подозрительному треску гравия под напором килограммовых шин. Мельком заглянув в зеркало заднего вида, я увидел черный «Бимер» Растина, со скоростью света несущийся по каменистой дороге. Он приехал быстрее, чем я ожидал. Настолько, что я понял: Растин отправился в «Молдавию» один. Без нас.

– А ты быстро, – с удивлением в голосе произнес я.

– Быстрее, чем готовят в «Джимми Джоне», – пробормотал Уэс.

– Не дай ему улизнуть, – строго сказал я.

– Все путем, – ответил Уэс, пока мы выбирались из «Дарта».

Заметив, как на стоянку подъехала знакомая зеленая «Королла», я сердито нахмурился.

– Ну все, – сказал Уэс, прижимаясь ко мне. – Нам кранты.

– Ага, – пробормотал я, давно не обращая внимания на черный «Бимер» и его напыщенного владельца, который проигнорировал нас точно так же, без оглядки вбегая во двор и останавливаясь у крыльца.

– Отличный ты придумал план, Уэс.

– Обними меня, – это все, что сказал Растин, когда зеленый автомобиль почти врезался в «Бимер», а ее светловолосый водитель уставился на нас ошеломленным взглядом.

Она сразу же сорвала с себя ремень безопасности и толкнула дверь ногой.

– Что все это значит, черт возьми? – взвизгнула Шарлотта, вылезая из своей «Короллы». А с пассажирского кресла через лобовое стекло на нас осуждающе смотрел Патрик и, неодобрительно покачивая головой, что-то бормотал себе под нос. Я, конечно, его не слышал, но что-то мне подсказывало, что он не красивыми прилагательными нас описывал.

Лицо Шарлотты окрасилось в багровый цвет ярости, и она бросилась на нас, словно хищный зверь. Выходя из машины, Патрик продолжал укоризненно качать головой и размахивать руками, будто бы в его лексиконе закончились все бранные словечки. Или он молился, чтобы Шарлотта не выпотрошила нас с Уэсом. Трудно сказать.

– Вы серьезно планировали меня обмануть? – рассердилась она.

– Как же она красива, когда злится, – пробормотал Уэс, стоя рядом со мной.

– Что значит «вы»? – с недоумением спросил я. – А ты что здесь забыл, Патрик?

– Вчера мы оба поняли, что ты не остановишься, – ответил Патрик, захлопнув дверцу автомобиля. – Что бы мы ни делали. Поэтому мы прогуляли школу и пошли за Растином, чтобы спасти твою святую задницу.

– Лукас, он же тебя убьет, – дрожащим голосом произнесла Шарлотта. – А из-за того, что ты одержим Стефани, твои инстинкты самосохранения опустились до нуля!

– А что мне еще оставалось делать? – крикнул я в ответ. – Уэс сказал, что ты хотела отправиться в «Молдавию» одна!

– Заткнись, Лукас, – предупредил Уэс. – Богом клянусь, хуже будет.

Но было слишком поздно. Шарлотта в бешенстве накинулась на него, толкнув в плечо.

– Ты! – зарычала она. – Если с ним хоть что-нибудь случится, это будет на твоей совести! Ты меня понял?! Не стоило тебе доверять.

– Я просто не хотел, чтобы ты пострадала, – огорченно ответил Уэс.

– И вместо того, чтобы сказать об этом мне, ты поделился этим с Лукасом, а затем устроил драку в столовой?

– Ага, – ответил он робким голосом, что было достаточно забавно, учитывая их огромную разницу в росте.

– В этом твоя изюминка, не так ли? – гневным голосом спросила она. – Ты настолько в себе не уверен, что никому в жизни не расскажешь о том, что чувствуешь. Вместо этого ты предпочитаешь прятаться за своими тупыми шуточками и хитроумными планами, чтобы любой ценой заполучить свое и не остаться в дураках.

– Это неправда, – растерянно пробормотал он, не решаясь вставить свое безумно остроумное возражение.

– Еще какая правда! – прошипела она. – И, раз уж мы об этом заговорили, то должна признаться, что мне уже надоело ждать, пока ты наберешься смелости и пригласишь меня на свидание. Не будь тормозом.

После своей пламенной речи она проскользнула мимо нас и зашагала к дому, а Растин терпеливо ждал у входной двери.

– Шарлотта, – крикнул Уэс и поплелся за ней. – Эм-м-м. Т-т-ты пойдешь со мной на свидание?

Она резко повернулась к нему:

– Вернешься живым, тогда и поговорим.

Внезапно Растин бросил на нас недоумевающий взгляд.

– Что-то не так, – сказал он.

– Что же? – В панике я направился к крыльцу, но решил, что было уже поздно.

– Надежда, – ответил Растин, дотронувшись до своей груди. – Я почувствовал, как он потерял последний лучик надежды, когда мы только въехали на стоянку. А теперь, когда ее не стало, я больше не ощущаю его присутствие. Дух Эрика. Он ушел.

– А что насчет Стефани? – накинулся я на Растина.

– Ничего, – ответил Растин. – Либо это очередная уловка, либо его там нет.

– Проклятье, – произнес Уэс. – Ты хочешь сказать, что с ним покончено?

– Этого не может быть, – прошептал Растин, словно пытался убедить в этом себя, нежели всех остальных.

Затем он резко сорвался с места и влетел в дом.

Окруженная тысячами огромных зеркал, я терялась в собственном отражении.

Со сводчатого потолка, разрисованного портретами дивных ангелов во французском стиле, свисали, наслаиваясь на другой ряд таких же роскошных светильников, массивные позолоченные люстры. По лазурному небу развевались одеяния святых, а их белоснежные крылья, слегка касаясь позолоченных рамок, проводили грани между живописными фресками и плавно сливались с колоннами, обрамляющими самый изумительный бальный зал, который я когда-либо видела.

Отлитые сверкающим золотом фигуры укрывались темными мантиями и преданно охраняли мраморные колонны. Одна статуя играла на чудесной лире, а другая, склонив голову к скрипке, опустила смычок на волшебные струны.