Дела наши приходили к новым и интересным правилам. Черному советнику, в отличие от бывшего черного айха, кто-то осмелился выслать приглашение на королевский бал. Ринс долго и смешно за ужином ругался, но потом я заявила, что вообще-то не против — я, мол, весь этот мир хочу узнать, а начинать с дворцового бала — хорошая примета. По иронично вздернутой брови догадалась, что ему вовсе не поперек горла полученное приглашение. Нас с ним уже давно воспринимали как супружескую пару, хотя никакого обряда не проводилось — в старом мире таких обрядов для айхов не было предусмотрено, а до нового мира мы еще не дожили. Но брачную клятву наивысшей верности Ринс так и не снял — сказал, что она должна была ослабнуть вместе со всем прочим, а проверит когда-нибудь потом, если настроение будет. Зато точно ощутит, если я посмею далеко от него сбежать. Я свой знак вторично рисовать не стала, так и заявила, что буду вечность наслаждаться его ревностью. На что он только смеялся — самодовольный гад точно знает, что никуда я от него по доброй воле не денусь. А с кем еще я могу так эмоционально ругаться, чтобы еще эмоциональнее мириться?

Я даже выдох до конца после последнего оргазма сделать не успела, как в дверь забарабанили.

— Что там еще, Ратия? — Ринс тоже не был доволен.

— Господин! Там… вождь племени эйохов! Лично! Я сказала, что вы на важном совещании с будущим белым советником, тогда он изложил цель визита…

— А ему-то здесь какого беса понадобилось?

— Он несет какую-то бессмыслицу, господин… — Ратия сбавила тон. Теперь к мысленному общению прибегали лишь в крайнем случае — от слабых магов оно требовало грандиозных усилий. — Вождь говорит о… Я, наверное, неправильно поняла, но он говорит о том, что молодых воинов его племени вы вполне можете и нанимать, а не брать на вечную службу!

— Что?

Ратия продолжала, смущаясь каждого слова:

— Да… И передает огромную благодарность госпоже Катерине за участие в судьбе его племени!

— Что?!

Черные радужки поползли на белки, вновь знакомо затапливая его глаза целиком — такое все еще случалось, когда Ринс сильно возбуждался или приходил в ярость. Я виновато скривилась и попыталась оправдаться:

— Ну, Ринс, мир меняется…

— Ага, меняется! И всякий раз рядом с изменениями обнаруживаешься ты! Сегодня я начну нанимать эйохов, а завтра до чего докатимся? Рабов начнем освобождать?!

— Ну, мир меняется…

— Я тебе сейчас покажу, как к этим изменениям отношусь!

Опять страсть, а там вождь племени эйохов ждет. Некрасиво как-то, антиполитично. Я открыла рот, чтобы успокоить любимого, но вовремя передумала и произнесла:

— Ар-ртоеллах-шиу-ги-Ноттен! — и исчезла прямо из-под него.

Вечером за это троекратно отвечу — мне понравится. А Ноттен моей наготе не удивится — далеко не в первый раз я в таком виде являюсь на урок. Посмеивается только, небесно-голубые глаза отводит и протягивает мне очередную свою огромную рубаху.

Конец