— Что так? Уже заказал билеты? Боишься пропустить назначенный визит?

Я видела, как постояльцы останавливаются, возможно заслышав наши крики, но мне было все равно.

— Да, — после паузы ответил Уилл. — Да, боюсь пропустить. Я консультировался. В клинике признали, что я соответствую их критериям. И мои родители согласились на тринадцатое августа. Мы вылетаем накануне.

У меня закружилась голова. Осталось меньше недели.

— Поверить не могу.

— Луиза…

— Мне казалось… Мне казалось, что я заставила тебя передумать.

Уилл наклонил голову набок и посмотрел на меня. Его голос был мягким, взгляд ласковым.

— Луиза, ничто не заставит меня передумать. Я обещал родителям шесть месяцев, и они их получили. Благодаря тебе это время стало еще более драгоценным, чем ты можешь вообразить. Оно перестало быть проверкой на прочность…

— Не надо!

— Что?

— Замолчи! — Я давилась словами. — Ты такой эгоист, Уилл. Такой глупец. Даже если я теоретически могла бы поехать с тобой в Швейцарию… даже если ты думал, что я пойду на это после всего, что я для тебя сделала, тебе больше нечего мне сказать? Я открыла тебе сердце! А ты только и можешь сказать: «Нет, этого мне недостаточно. И теперь я хочу, чтобы ты отправилась со мной смотреть на самое ужасное на свете»? На то, чего я боялась с тех пор, как узнала правду? Ты представляешь, о чем меня просишь? — Я была вне себя от ярости. Стояла перед ним и вопила как сумасшедшая. — Иди к черту, Уилл Трейнор! Иди к черту! Лучше бы я никогда не соглашалась на эту идиотскую работу. Лучше бы никогда не встречала тебя. — Я разразилась слезами и побежала по пляжу в свой номер, подальше от него.

Его голос, зовущий меня по имени, звенел в ушах еще долго после того, как я закрыла дверь.

Ничто так не обескураживает прохожих, как мужчина в инвалидном кресле, умоляющий о прощении женщину, которая должна за ним ухаживать. Злиться на своего беспомощного подопечного явно не принято.

Особенно когда он в принципе не может пошевелиться и тихо повторяет:

— Кларк. Пожалуйста. Пожалуйста, подойди ко мне. Пожалуйста.

Но я не могла. Не могла его видеть. Натан собрал вещи Уилла, мы встретились в фойе на следующее утро. Натан слегка пошатывался от похмелья. С того момента, как нам пришлось вновь оказаться в обществе друг друга, я отказывалась иметь с Уиллом дело. Меня переполняли ярость и отчаяние. В голове звучал назойливый взбешенный голос, который требовал держаться от него подальше. Вернуться домой. Никогда его больше не видеть.

— Все в порядке? — спросил Натан из-за плеча.

Когда мы прибыли в аэропорт, я решительно покинула их и зашагала к стойке регистрации.

— Нет, — ответила я. — И я не хочу об этом разговаривать.

— Похмелье?

— Нет.

Повисла короткая пауза.

— Я правильно понял? — резко помрачнел Натан.

Я не могла говорить. Кивнула и увидела, как челюсть Натана на мгновение закаменела. Однако он был сильнее меня. В конце концов, он был профессионалом. Через пару минут он вернулся к Уиллу, показывая ему что-то в журнале и вслух рассуждая о перспективах какой-то футбольной команды, известной им обоим. По их виду нельзя было догадаться о важности новости, которую я им только что сообщила.

Я сумела найти себе занятие на все время ожидания в аэропорту. Позаботилась о тысяче мелочей: разобралась с этикетками для багажа, купила кофе, изучила газеты, сходила в туалет, лишь бы не смотреть на него. Не разговаривать с ним. Но время от времени Натан исчезал, и мы оставались наедине, сидели бок о бок, и короткое расстояние между нами гудело от невысказанных встречных обвинений.

— Кларк… — начинал Уилл.

— Не надо, — обрывала я. — Я не хочу с тобой разговаривать.

Никогда не думала, что могу быть настолько холодной. Я определенно поразила стюардесс. Во время полета я видела, как они перешептывались, когда я отворачивалась от Уилла, надевала наушники или упорно смотрела в окно.

Впервые в жизни он не разозлился. Это было почти самое ужасное. Он не злился и не язвил, а только становился все тише и тише, пока совсем не замолчал. Бедному Натану пришлось поддерживать разговор, спрашивать о чае, кофе и лишних пакетиках с жареным арахисом, просить выпустить его в туалет.

Наверное, сейчас это кажется ребячеством, но дело было не только в гордости. Я не могла это вынести. Не могла вынести мысли, что потеряю его, что он настолько упрям и не желает видеть хорошего, возможности хорошего. Что он не передумает. И так вцепился в эту дату, как будто она высечена в камне. В моей голове теснились тысячи безмолвных возражений. «Почему этого для тебя недостаточно? Почему меня для тебя недостаточно? Почему ты в меня не поверил? Если бы у нас было больше времени, все было бы иначе?» Я то и дело ловила себя на том, что смотрю на его загорелые руки, квадратные пальцы всего в нескольких дюймах от моих и вспоминаю, как наши пальцы переплетались — его тепло, иллюзию силы, несмотря на неподвижность, — и в моем горле рос комок, пока я не начала задыхаться. Мне пришлось спрятаться в туалете, согнуться над раковиной и молча рыдать под лампами дневного света. Несколько раз при мысли о том, что Уилл по-прежнему намерен сделать, мне приходилось бороться с желанием закричать. Меня охватило какое-то безумие, я чувствовала, что вот-вот усядусь в проходе и завою, буду выть, пока кто-нибудь не вмешается. Пока кто-нибудь не помешает ему это сделать.

Хотя со стороны я казалась инфантильной, а стюардессам и вовсе бессердечной, поскольку отказывалась говорить с Уиллом, смотреть на него, кормить его, я знала, что притвориться, будто его нет рядом, — единственный способ пережить эти несколько часов вынужденной близости. Честное слово, если бы я верила, что Натан справится один, то сдала бы билет или даже исчезла, пока между нами не пролег бы целый континент, а не несколько жалких дюймов.

Мужчины заснули, и это принесло определенное облегчение — краткую передышку от напряжения. Я уставилась на экран телевизора, и с каждой милей полета на сердце становилось все тяжелее, а беспокойство росло. До меня начало доходить, что поражение не только мое — родители Уилла будут сокрушены. Наверное, они станут винить меня. Сестра Уилла может подать на меня в суд. И еще я виновата перед самим Уиллом. Я не сумела его убедить. Я предложила ему все, что смогла, включая себя, но ничто не вернуло ему желание жить.

Возможно, внезапно подумала я, он заслуживал кого-то получше меня. Поумнее. Кто-то вроде Трины мог бы придумать нечто более убедительное. Найти редкую статью о медицинском исследовании или действенное средство. Заставить его передумать. У меня закружилась голова при мысли, что мне придется провести с этим знанием остаток жизни.

— Воды, Кларк? — Голос Уилла прервал мои размышления.