* * *

Администратор было прекрасно осведомлен о вечеринке.

— Вам известно точное значение слова «арест», не так ли?

Старому козлу лет сорок пять — возраст любимого папаши. Выглядит он неплохо — наверное, не слезает с тренажеров, чтобы соблазнять первокурсниц подтянутым животиком. Этак можно и грыжу заработать.

Наверняка он, подобно папаше, вжихнул в свое время сперму в баночку — обеспечить продолжение династии. Вжихнутый Иисус, такое нужно запрещать законом.

— Вы ведь на особом попечении, Октавия?

— Верно. — Иначе мирилась бы я с таким гребаным имечком, как же!

— Ни отца, ни матери?

— Нет. Оплаченная суррогатная мать. Временное имя до двадцати одного года. — Я внимательно следила за его выражением лица. Уже не раз эти слова вызывали у людей страх.

— Значит, оповещать некого — не считая ваших юристов. Исключить вас невозможно, а накладываемые аресты не оказывают надлежащего воздействия. Впрочем, мне затруднительно даже предположить, какие еще исправительные меры следует принять.

Ну да, ну да. Я не сводила с него взгляда, а он — с меня. Гадает, наверное, не его ли я возлюбленная дщерь — вдруг случилось, что вжихнутая в баночку сперма обернулась девицей, перед которой он теперь распинается.

— Как вы назвали сестру-хозяйку?

— Мразью.

— Мне и самому пару раз очень этого хотелось.

Так, ясненько — прикидывается своим парнем. Я приготовилась к следующей фразе.

— По поводу вечеринки — говорят, молодые люди вели себя несколько необычно. Вам известна причина?

Вопрос сбил меня с толку — я ждала совершенно другого.

— Не знаю, — ответила я и тут же сообразила, что он пробил брешь в моей защите. — А знала бы, так стучать не приучена.

— Да-да, разумеется. Я восхищаюсь вами. Вы такая искренняя, преданная юная особа, — и очень симпатичная к тому же.

Угу, угу. Никак работу предлагаешь?

— Моя секретарша увольняется. Сказала, что предпочитает мужчин моложе, — и, если верить слухам, ее уходу можно только радоваться. Работа хорошая, много бонусов… Конечно, если вы не похожи на мою секретаршу и не предпочитаете мальчиков мужчинам.

Ну что ж, чем не выход? Никаких тебе соседок-первокурсниц, никаких арестов. Весьма заманчиво. Только вот ему как минимум сорок пять, а я не в состоянии представить себе, как вжихаюсь с собственным папашей. Извините, сэр.

— А об особом попечении не беспокойтесь — уверен, мы сможем навести справки.

Врешь. Папаши ничего не знают о своих детях. Именно поэтому нам и дают временные имена — чтобы мы не возникали на пороге с заявлением: «Привет, я твоя возлюбленная доченька». Система предотвращает подобные сцены — хотя после общения с подобной мразью кажется, что нам такая охрана нужна не меньше.

— Помните, что я сказала сестре-хозяйке? — Да.

— Вам того же — в двойном размере.

Арест до конца учебного года и уродский охранный браслет на запястье.

— Я знаю, чем они обзавелись, — шепнула мне Арабел на занятии.

Я с ней только на уроках и виделась — охранный браслет срабатывал, даже если я мастурбировала без разрешения.

— Чем? — спросила я без особого любопытства.

— Потом расскажу.

Мы встретились во дворе, утопающем в листве и пухе, — система циркуляции опять свихнулась.

— Животными, — сообщила Арабел.

— Животными?

— Мерзкие такие твари, размером с руку — тессели. Совершенно отвратные.

— Не верю. Слишком просто — должно быть что-то еще. Они накачаны биодобавками?

— Феромонами или чем-то типа этого? — Она нахмурилась. — Не знаю. Я в этих зверюшках ничего привлекательного не вижу, но мальчишки… Браун притащил свою на вечеринку, носил на руке и называл «доченькой Энни». Парни вокруг этих тварей так и вертятся — гладят, сюсюкают, говорят: «Иди к папуле». Дикость какая-то!

Я пожала плечами.

— Ну и ладно — если ты права, не о чем беспокоиться. Даже если в них есть биодобавки — ну сколько можно в это играть? К середине семестра мальчишкам надоест.

— Может, зайдешь в гости? Я тебя в последнее время совсем не вижу. — По ее голосу чувствовалось, что она морально созрела для лесби-игрищ.

— Не могу. — Я ткнула в охранный браслет. — Ладно, Арабел, мне на следующий урок пора.

Я торопливо скрылась в желто-белом вихре. Урока у меня не было, так что я вернулась в спальню и приняла флоут. Придя в себя, я обнаружила в комнате Зибет — она сидела, поджав ноги, на кровати и что-то деловито писала в тетрадке. За последнее время Зибет изрядно похорошела — волосы немного отросли и вились, приятно обрамляя лицо. Загнанное выражение исчезло — Зибет казалась почти счастливой.

— Что делаешь? — Я надеюсь, что спросила именно это: первые фразы после флоута получаются совершенно непредсказуемыми.

— Переписываю свои конспекты.

Вжих-перевжих, как мало людям нужно для счастья! Неужели она парнем обзавелась? Это бы объяснило и посвежевший вид… Что ж, в таком случае дела у Зибет идут гораздо лучше, чем у меня или у Арабел.

— Для кого?

— Что? — непонимающе переспросила она.

— Как зовут парня, для которого ты их переписываешь?

— Парня? — В голосе Зибет зазвучали истерические нотки, лицо исказила паника.

— А-а, я было подумала, у тебя парень появился, — осторожно пояснила я.

И тут она снова психанула. Мария-сына-своего-Иисуса! Это флоут меня подвел… Что же я такое ляпнула?

Зибет отпрянула, словно уворачиваясь от нападения, и прижала конспект к груди.

— Почему ты так решила?

Да что решила-то? Мразь господня, надо было с самого начала рассказать ей про последствия флоута. А теперь придется отвечать так, словно у нас тут нормальный разговор, а не метания крысы, в которую тычут палкой. Ладно, может, позже объясню.

— Не знаю почему. Просто ты выглядишь…

— Значит, это правда. — Она жутко напряглась и снова начала то краснеть, то бледнеть.

— Что именно? — Я гадала, во что флоут превратил мое невинное замечание.

— У меня раньше были косы — как у тебя. Ты, наверное, удивлялась, глядя на мои волосы…

Мразь господня, я брякнула что-то про ее уродскую стрижку!

— Мой отец… — Она вцепилась в конспект точно так же, как цеплялась тем вечером за стену, — словно за последнюю опору в жизни. — Отец их обрезал.

Зибет признавалась в чем-то ужасном — и я понятия не имела в чем.

— Зачем?