— Так я и подумала. Однако она тяжело больна — полагаю, вам это известно.

Он кивнул.

— Кроме того, ее сестра находится при смерти.

Он снова кивнул, не перебивая меня.

— При таких обстоятельствах ее надо очень осторожно подготовить к получению еще одного плохого известия. Она не должна узнать об этом от совершенно незнакомого человека. И впоследствии ее нежелательно оставлять одну.

— Что вы предлагаете?

— Я могу сегодня же вернуться в Йоркшир. Если успею на поезд, отходящий через час, то к вечеру буду на месте. Ее адрес полицейские будут узнавать через вас?

— По всей вероятности. Но я найду возможность задержать их как минимум на несколько часов. Этого вам хватит, чтобы их опередить. Я сам отвезу вас на станцию, если не возражаете.

В этот момент раздался телефонный звонок. Обменявшись со мной тревожными взглядами, он взял трубку.

— Останки?.. Скелет?.. Понимаю… Да, она является владелицей усадьбы… Пожилая женщина со слабым здоровьем… Ее сестра серьезно больна… Летальный исход более чем вероятен в самое ближайшее время… Пожалуй, так будет лучше… Кстати, мне известно, что один человек как раз сегодня собирается ехать к ней… Да, готов поручиться… Безусловно… Договорились.

Он сделал запись на листке настольного блокнота, оторвал его и протянул мне. Там были имя и номер телефона.

— Он попросил, чтобы вы, прибыв на место, позвонили ему по этому номеру и сообщили, как обстоят дела с пожилой леди. Если она в ближайшие дни не сможет встретиться со следователем, он согласен подождать. Дело не особо срочное — найденные останки пролежали под руинами много лет. Когда, вы сказали, отходит поезд? Нам пора на вокзал.

Почти всю дорогу немолодой младший Ломаке вел машину молча, видя, что я погружена в раздумья. Тем не менее чувствовалось, что ему очень хочется о чем-то меня спросить. И наконец он не выдержал.

— Тринадцатая сказка… — произнес он. — Не связана ли ваша?..

— Я сама хотела бы это знать, — сказала я. — Но увы.

Его лицо разочарованно вытянулось.

Чуть погодя я в свою очередь задала вопрос:

— Вы случайно не знаете человека по имени Аврелиус Лав?

— Пекаря? Да, я его знаю. О, этот человек — кулинарный гений!

— Давно вы с ним знакомы?

Он ответил сразу же, без раздумий:

— Собственно, мы с ним учились в одной школе… — На середине этой фразы голос его дрогнул, как будто он только сейчас понял, к чему я клоню.

Мой следующий вопрос уже не стал для него сюрпризом.

— Когда вы узнали, что мисс Марч — это Вида Винтер? Принимая отцовские дела в порядке наследования?

Он слегка замялся.

— Нет. Это случилось раньше. Я тогда еще был школьником. Однажды она пришла к нам домой, чтобы поговорить с отцом конфиденциально. Некоторые вещи удобнее обсуждать в домашней обстановка, нежели в офисе. И вот где-то в середине их беседы я вдруг понял, что мисс Марч и есть та самая писательница Вида Винтер… Поверьте, я не подслушивал. Точнее сказать, я подслушивал, но это вышло непреднамеренно. Я просто сидел под столом в гостиной, как в палатке — там скатерть свисает почти до самого пола, — и вдруг вошли они. Я не хотел ставить отца в неудобное положение, вдруг появившись из-под стола, и предпочел просидеть там до конца беседы.

Я вспомнила слова мисс Винтер: «Тайны невозможно хранить в доме, где есть дети».

Машина остановилась перед местным вокзалом; мистер Ломакс-младший посмотрел на меня со смущенным видом.

— Я выдал тайну Аврелиусу, — признался он. — Как-то раз он обмолвился, что его младенцем нашли близ Анджелфилда в ночь, когда сгорел дом. Тут я не удержался и сказал ему, что мисс Аделина Анджелфилд и мисс Вида Винтер — одно и то же лицо. Я сожалею, что так вышло.

— Не расстраивайтесь. Сейчас это уже не имеет значения. Я спросила вас только из любопытства.

Мне вспомнились письмо мисс Винтер, втянувшее меня в эту историю, и псевдорепортер Аврелиус, безуспешно пытавшийся докопаться до правды.

— Если она и догадалась о вашей оплошности, то уже очень давно — десятки лет назад. Можете считать, что она вас простила.

Его лицо прояснилось.

— Спасибо, что подвезли, — сказала я, покидая машину.

Перед отправкой поезда я успела позвонить со станции в отцовский магазин. Услышав, что я не явлюсь домой на праздник, отец не мог скрыть своей досады.

— Твоя мама будет огорчена, — сказал он.

— Неужели?

— Разумеется, ее это огорчит.

— Я должна вернуться в Йоркшир. Кажется, я нашла Эстер.

— Где?

— В Анджелфилде. Там раскопали скелет.

— Скелет?!

— Один из рабочих наткнулся на него в бывшей библиотеке.

— О господи!

— Полицейские хотят посетить мисс Винтер, чтобы снять показания. А она сидит у постели своей умирающей сестры. Я не могу оставить ее в такой момент. Ей потребуется моя поддержка.

— Понимаю, — сказал он серьезно.

— Только не говори об этом маме, — заранее предупредила я, — но мисс Винтер и ее сестра — близнецы.

В трубке долго стояла тишина. Наконец он сказал:

— Будь осторожна, Маргарет.

Спустя четверть часа я заняла место у окна в вагоне и извлекла из кармана пальто дневник Эстер.

* * *

Я начинаю всерьез интересоваться природой оптических эффектов. Сегодня, сидя в гостиной с миссис Данн и обсуждая меню на будущую неделю, я уловила в зеркале какое-то движение. «Эммелина!» — воскликнула я, возмущенная тем, что она бродит по дому в час, отведенный для прогулок на свежем воздухе. Но я тут же обнаружила свою ошибку, для чего достаточно было посмотреть в окно: Эммелина и ее сестра находились на лужайке перед домом, занятые какой-то — на сей раз вполне безобидной — игрой. Должно быть, замеченное мною движение на самом деле было отразившимся в зеркале солнечным бликом от оконного стекла.

Мы воспринимаем видимый мир через призму нашего психического состояния, и не следует недооценивать ту роль, которую психика играет для видимости («для видимости» — вышла нечаянная игра слов; для меня это нехарактерно). Соответственно, причину данной оптической иллюзии надо искать прежде всего в моем психическом состоянии. Беспрестанно натыкаясь на близнецов там, где ты никак не ожидаешь их увидеть, и в то время, когда они должны находиться совсем в другом месте, ты поневоле начинаешь истолковывать каждую тень, зафиксированную периферическим зрением, как свидетельство их присутствия. Вот и в этот раз мое сознание автоматически трансформировало обыкновенный солнечный блик в образ девочки в белом платье, проскользнувшей мимо раскрытой двери гостиной. Во избежание подобных ошибок человек должен научиться воспринимать видимость без предубеждений, отбросив привычные мыслительные шаблоны. Такой подход к оценке зрительных образов представляется чрезвычайно продуктивным и многообещающим. Он гарантирует свежесть восприятия! Он обеспечивает непосредственный контакт с окружающим миром! Недаром в основе многих научных открытий лежит все та же способность по-новому взглянуть на вещи, которые до того на протяжении веков считались самыми обыденными и потому не стоящими внимания. Однако мы не можем руководствоваться этим принципом в повседневной жизни. Только представьте, какие неимоверные мыслительные усилия потребуются для того, чтобы осознавать каждую прожитую минуту как нечто новое и неповторимое! Нет, во имя достижения какой-либо значимой цели нам нужно абстрагироваться от посторонних мелочей; вот почему мы передаем большую часть оценочных функций тому разделу нашего мозга, который ведает предположениями, допущениями и догадками. Иного пути нет, даже если это порой создает дополнительные помехи, к примеру вынуждая нас принять солнечный блик за девочку в белом платье, при том что эти вещи как нельзя более разнятся по своей сути. Временами у миссис Данн случаются помрачения рассудка. Вот и сегодня она, похоже, мало что усвоила из нашего разговора о меню, и завтра придется обсуждать этот вопрос повторно.