litbaza книги онлайнДетективыХранители завета - Том Эгеланн

Шрифт:

-
+

Интервал:

-
+

Закладка:

Сделать
1 ... 87 88 89 90 91 92 93 94 95 ... 113
Перейти на страницу:

2

После обеда мужчины пьют коньяк и курят сигары, а женщины, стоя в соседней комнате, маленькими глоточками пьют портвейн. Потом мы собираемся в зале, который они называют фойе. В 22:00 Эстебан и София благодарят всех. После ухода родителей даже Грасиэла оттаивает. И я впервые слышу ее смех. Но через пятнадцать — двадцать минут Хавьер и Грасиэла тоже желают нам спокойной ночи и уходят.

Тишина. Только мы с Беатрис стоим у стеклянных дверей и смотрим на парк. Щекочет сознание того, что я с ней наедине, что, чисто теоретически, я могу подойти к ней, притянуть к себе, крепко обнять и почувствовать прикосновение ее тела.

— Может, пойдем глотнем свежего воздуха? — предлагает она, переходя на «ты» и бросая на меня взгляд, значение которого я не могу расшифровать. Видимо, она опять прочла мои мысли. Мне становится стыдно. Засмеявшись, она берет меня под руку и выводит на террасу. Мне хочется ее поцеловать, но странные поступки совсем не для меня. Мы усаживаемся в глубокие мягкие кресла. Между деревьями мерцают огни Санто-Доминго, напоминая далекую галактику. Слабо звучат звуки большого города. В парке любовные крики птиц, лягушек, сверчков и мелких зверьков.

— Ты мне поверишь, если я скажу, что когда-то была хиппи?

Я пытаюсь поднять бровь, но с мимикой у меня проблемы, поэтому это движение больше похоже на попытку отогнать муху.

— Я три года, начиная с 1966-го, жила в Сан-Франциско. В Хейт-Эшбери. Summer of love. LSD. Flower power.[94]

Голос окрашен солнцем и теплом, которые идут из глубины, куда для чужаков доступ закрыт.

— Возможно, это было моим протестом против всего, — она делает широкий жест, — вот этого?

— Бедная богатая девочка? — говорю я более язвительно, чем задумал.

Ее улыбка превращается во что-то холодное и злое, видимо, я жестоко оскорбил ее. Но затем лицо Беатрис меняется и снова становится теплым и нежным.

— Я росла принцессой в королевской семье, у которой нет королевства и народа. Мой отец был алкоголиком, мама окружена любовниками, мой старший брат Эстебан… Ну да ладно…

Она смотрит на небо. Мы оба видим мигающие огни пролетающего самолета.

— Знаешь, Бьорн, моя семья никогда не была частью этих людей или этой культуры. Дворец Мьерколес мог быть расположен в Гайд-парке в Лондоне, или в Центральном парке на Манхэттене, или в Бомбее, или в Токио. И мы жили бы там так же изолированно и удаленно от мира, как и здесь.

Сам я вырос в выкрашенном в белый цвет «вороньем гнезде» в тихом переулке района Грефсен в Осло. Но я понимаю, о чем она говорит.

— Многие завидуют нашему богатству.

— Охотно верю.

— Но тут совершенно нечему завидовать. Наша жизнь не столь уж прекрасна.

— Богатые люди всегда так говорят.

— Звучит пресыщенно. Но это правда. Богатство что-то делает с тобой. И это «что-то» довольно плохое.

Она проводит рукой по волосам. В темноте ее гладкая кожа отливает золотом. Я не в состоянии осознать, что ей на двадцать лет больше, чем мне. У нее вид взбалмошного эльфа, у которого нет возраста.

— Все, что связано с хиппи, как ни парадоксально это звучит, было для меня спасением. Если бы не бунт, я погибла бы. Мне нужно было измениться, чтобы потом стать самой собой. Ты понимаешь, о чем я говорю?

— Думаю, что понимаю.

— Моя семья долго ничего не знала. Все думали, что я живу тихо и уединенно в интернате.

— А как им стало известно?

— Я попала в больницу. Передозировка. Врачи думали, что я не выживу. Директор вызвал мать и отца в Сан-Франциско. И как ты думаешь, что случилось? Этот пьяница и эта дама полусвета лишили меня наследства. Абсолютное лицемерие! Я оказалась недостойной. Все получил Эстебан. Именно он!

Пристально глядя мне в глаза, она переводит дыхание, чтобы сказать что-то очень важное, но вдруг обрывает себя и смотрит в сторону. Когда она продолжает, то говорит совершенно не то, что хотела. Я раздумываю почему. Может быть, потому, что она меня еще плохо знает. Или ей тяжело произнести вслух то, что она хотела сказать.

— Пройдя курс лечения и сдав экзамены, я провела многие годы в Лондоне, Риме, Рио-де-Жанейро. Замужем никогда не была. Но и в одиночестве не жила. И только много лет спустя, после того как умерли мать с отцом, я вернулась сюда домой. Эстебан же так вжился в роль отца, что мне начинает казаться, будто это один и тот же человек.

— Почему тебе захотелось вернуться?

Она опускает взгляд.

— Потому, — говорит она подчеркнуто упрямо, — что я часть всего этого. Никто не может отнять этого у меня. Никто! Ни мать, ни отец, ни Эстебан. Особенно Эстебан. — Потом она смягчается. — А еще потому, что здесь мне работается лучше всего. В нашей библиотеке с историческими документами. И рядом с Библиотекарем, конечно.

— С кем?

— С коллегой. И другом. Ты с ним встретишься.

В приливе бессмысленной ревности я лихорадочно пытаюсь понять, не является ли этот человек чем-то большим для Беатрис, нежели просто коллегой и другом.

— Твой брат сказал, что ты работаешь над докторской диссертацией?

— Ха, откуда бы ему знать? Ну да, работаю. Я изучала теологию и историю в университете Беркли. Сейчас у меня статус приглашенного профессора в Университете Санто-Доминго, но в основном я работаю в библиотеке дворца.

Мы сидим и говорим до двух часов ночи. Все это время я представляю ее лежащей в моей постели, обнаженную, с волосами, рассыпавшимися по шелковой простыне, с горячим дыханием, сверкающими глазами, маленькими острыми грудями и пирсингом в пупке. Мы говорим о различиях между new age[95]и религией, между жизнью людей в Южной и Северной Америке, о выходе первых людей из Африки и создании первых человеческих племен. Я представляю себе, как она обвивает своими ногами мои бедра, как она поддается моим движениям, царапая мне спину. Она рассказывает мне о своих друзьях из «Grateful Dead» и «Jefferson Airplane»[96]и о галлюцинациях, вызываемых ЛСД и мескалином. Я говорю — довольно двусмысленно, — что мне не нужны стимулирующие средства, чтобы добиться галлюцинаций. Она отвечает не менее двусмысленно, что знает это.

Когда мы желаем друг другу спокойной ночи, она обнимает меня и целует в щеку, как будто хочет сказать, что, если бы я был во Фриско в 1967 году, мы вполне могли бы… Или мне это только кажется. В сущности говоря, 1967-й — это год моего зачатия.

1 ... 87 88 89 90 91 92 93 94 95 ... 113
Перейти на страницу:

Комментарии
Минимальная длина комментария - 20 знаков. Уважайте себя и других!
Комментариев еще нет. Хотите быть первым?