– Это все из-за двух волков, дерущихся у тебя внутри. Они есть у каждого, – сказал Крис, подходя к Мэтью.

– Какие еще волки? – глядя исподлобья, спросил Джек.

– Это старинная легенда индейцев-чероки. Нана Бетс – моя бабушка – слышала ее от своей бабушки.

– Что-то вы не похожи на индейца-чероки, – настороженно произнес Джек.

– Ты бы удивился, сколько кровей во мне намешано. Больше всего, конечно, французской и африканской. Но есть вкрапления английской, шотландской, испанской и индейской. Здесь у нас с тобой много общего. Фенотип порою сбивает с толку, – улыбнулся Крис.

Последняя фраза прозвучала для Джека явной абракадаброй. Мэтью завязал мысленный узелок: купить парню толковый учебник по элементарной биологии.

– Так ты хочешь услышать про волков? – спросил Крис.

– Угу, – недоверчиво пробурчал Джек.

– По представлениям индейцев-чероки, внутри каждого живут два волка: злой и добрый. Они ведут между собой непрестанную борьбу, пытаясь уничтожить друг друга.

Мэтью решил, что это, пожалуй, самое наглядное описание бешенства крови, какое можно услышать от теплокровного, не подверженного страшной болезни.

– Мой злой волк побеждает, – печально вздохнул Джек.

– Пока, но это не значит, что окончательно победит, – ободрил его Крис. – Нана Бетс говорила: побеждает тот волк, которого ты кормишь. Злой волк кормится гневом, чувством вины, печалью, враньем и сожалением. Доброго волка надо кормить любовью и честностью, добавляя в качестве приправ по чайной ложечке сострадания и веры. Но если ты хочешь, чтобы добрый волк победил, тебе придется обречь злого на голод.

– А если у меня не получится заставить его голодать? – встревожился Джек. – Вдруг я потерплю неудачу?

– Не потерпишь, – твердо возразил Мэтью.

– Мы тебе не позволим, – подхватил Крис. – Нас здесь пятеро. У злого волка нет никаких шансов.

– Пятеро? – шепотом переспросил Джек, глядя на Мэтью, Галлогласа, Хаббарда и Криса. – Вы все станете мне помогать?

– Все и чем можем, – пообещал Крис, беря Джека за руку.

Крис едва заметно кивнул Мэтью, и тот положил свою руку сверху.

– Один за всех, и вот такие штучки-дрючки. – Крис повернулся к Галлогласу. – А вы чего ждете? Подходите и присоединяйтесь.

– Фу! Мушкетеры всегда были бахвалами, – угрюмо произнес Галлоглас.

Вопреки сказанному племянник Мэтью опустил свою ручищу на три другие.

– Только не вздумай, малыш Джек, проболтаться об этом Болдуину, иначе твой злой волк получит от меня двойной обед.

– А вы, Эндрю? – спросил Крис.

– Я полагаю, Крис имел в виду «Un pour tous, tous pour un»[34], а не «Один за всех, и вот такие штучки-дрючки».

Мэтью поморщился. Изречение было вполне уместным, но акцент лондонского кокни делал слова практически неузнаваемыми. Филиппу стоило бы отправить Хаббарду не только виолончель, но и учителя французского языка.

Жилистая рука Хаббарда легла последней. Мэтью увидел, как большой палец Эндрю сдвинулся сверху вниз, потом справа налево. Бывший священник благословлял их странный договор. «Ну и пестрая компания подобралась», – подумал Мэтью. Трое вампиров, связанных кровными узами, четвертый – узами верности. Пятый – вообще не вампир – присоединился без каких-нибудь явных оснований; просто потому, что был хорошим человеком.

Оставалось надеяться, что все вместе они помогут Джеку исцелиться.

После нескольких часов лихорадочного рисования Джеку захотелось выговориться. Он сидел в гостиной с Мэтью и Хаббардом, окруженный картинами своего прошлого, которое теперь частично ложилось на плечи Мэтью. Про Бенжамена не было сказано ни слова. Мэтью не удивлялся. Разве могли слова передать ужас, который испытал Джек, находясь в руках Бенжамена?

– Джеки, дай своему языку передышку, – сказал подошедший Галлоглас, державший в руках поводок Лоберо. – Швабре[35] нужно прогуляться.

– Я тоже не прочь глотнуть свежего воздуха, – сказал Эндрю, поднимаясь со странного красного стула, больше похожего на современную скульптуру, но, как убедился Мэтью, на удивление удобного.

Когда хлопнула входная дверь, в гостиную вошел Крис, сделавший себе очередную порцию кофе. Мэтью не понимал, как этот человек ухитряется жить с таким количеством кофеина в крови.

– Ночью я говорил по телефону с другим вашим сыном. С Маркусом. – Крис плюхнулся в плетеное кресло. – Приятный парень. И чертовски умный. Вы должны им гордиться.

– Я им и горжусь. А чего это вдруг Маркус позвонил? – насторожился Мэтью.

– Это мы ему позвонили. – Крис шумно отхлебнул кофе. – Мириам решила, что ему нужно показать видео. Посмотрев запись, Маркус поддержал наше предложение взять дополнительные образцы крови Джека. Мы взяли два образца.

– Что? – почти заорал Мэтью.

– Эндрю дал мне разрешение. Он ведь считается отцом Джека, – спокойно ответил Крис.

– Думаете, мне важно согласие Хаббарда? – Мэтью едва сдерживался. – Вы брали кровь у вампира во время приступа. Он мог прихлопнуть вас как муху.

– Нам представилась отличная возможность проследить изменения, происходящие в биохимии организма вампира. Мы ухватили самое начало приступа бешенства крови. Эти данные нам позарез необходимы, если мы собираемся создавать лекарство, способное ослабить симптомы.

– Ослабить симптомы? – сердито переспросил Мэтью. – Мы ищем лекарство, способное излечивать бешенство крови.

Крис нагнулся, взял с пола папку и протянул Мэтью:

– Последние результаты.

У Хаббарда и Джека были взяты щечные мазки и образцы крови. Сейчас данные обрабатывались, и получение генома ожидалось со дня на день. Мэтью негнущимися пальцами взял папку, страшась увидеть ее содержимое.

– Мэтью, мне очень жаль.

В устах Криса эта стандартная фраза означала искреннее сожаление.

Мэтью торопливо перелистал страницы, пробегая глазами данные.

– Идентификацией занимался Маркус. Другие не поняли бы сути проблемы. Получается, мы искали не в том месте, – сказал Крис.

Увиденное просто не укладывалось в мозгу. Это меняло… все.

– В ДНК Джека больше некодирующих триггеров, чем у вас. – Крис сделал еще глоток. – Мэтью, я вынужден вас спросить: вы уверены, что Джеку можно позволить находиться рядом с Дианой?

Мэтью не успел ответить. Входная дверь распахнулась, но он не слышал ни болтовни Джека, ни веселого насвистывания Галлогласа, ни благочестивых рассуждений Эндрю. Единственным звуком было негромкое поскуливание Лоберо.