Удивительной чертой человеческой расы является перемена в национальном характере, которая может произойти даже за одно поколение. Странно, как подумаешь, что некоторые из смирных на вид обитателей Силы являются потомками свирепых бандитов, живших здесь не так уж и давно. Норман Дуглас упоминает бандита по имени Карузо, который в 1863 году за один месяц собственноручно убил двести человек. Ориоли пишет, что многим бандитам было по двадцать лет. Сейчас мужчины этого возраста работают на северных фабриках или наводят справки об эмиграции в Австралию. Ориоли рассказывает о бандите по имени Скольо, застреленном национальной гвардией в 1868 году. «Один из гвардейцев отрезал его голову, насалил на кол и отнес в деревню, где жил молодой бандит. Когда мать увидела страшный трофей, то упала на колени и возблагодарила Бога за то, что он избавил ее от „этого чудовища“. В молодом своем возрасте он успел убить девятнадцать человек и наибольшее наслаждение получал когда, убив кого-то, вынимал из кармана кусок хлеба, обмакивал его в кровь жертвы и ел, приговаривая: „Только сейчас я чувствую себя отомщенным“».

Я проезжал по территории, слегка напоминавшей мне Шотландию. Из сосновых лесов, молчаливых и загадочных, спустился к ясеневым и каштановым рощам, а потом — еще ниже, к теплым садам и оливам. Перед городком Спеццано увидел старую женщину. Она держала за веревку черную свинью и старалась заставить ее прыгнуть через изгородку. Это была старушка из нашего детства. Помните? Та, что вела на рынок поросенка, а по пути ей встретилась ограда. Старушка сказала: «Поросенок, поросенок, перелезь через ограду, а то я не попаду засветло домой!» Поросенок уперся и не захотел лезть. Тогда старушка попросила помощи, если я правильно помню, у огня, воды, собаки, коровы и, наконец, у кошки, прежде чем поросенок перелез через ограду. Интересно, сколько детей могут сейчас пересказать эту длинную сказку или, по крайней мере, слышали о ней?

Вдалеке я увидел очертания Козенцы.

10

Козенца — одна из столиц трех провинций Калабрии. Другие — это Катанцаро и Реджио-Калабрия. Некоторым путешественникам Козенца показалась скучной, а на мой взгляд, она интересна и красива. Новый город стоит на плоской земле, старый прижался к западному крутому склону горы там, где встречаются реки Крати и Бусенто. Отсюда десять миль до Тирренского моря.

Раньше я и вообразить не мог, что посещу город, где в русле реки похоронен Аларих. Можно назвать те похороны самыми драматичными в истории. Приехав, страшно обрадовался тому, что мое окно смотрит на мост, переброшенный через Крати. Река сейчас сузилась до размеров ручейка, но при закатном солнце еще заметна эта серебряная змейка. Я стоял там, пока не зажгли фонари. На античный город спустилась темнота.

Какие перемены произошли на юге Италии с тех пор, как в 1897 году в Козенцу приехал Джордж Гиссинг, привлеченный, как и я, желанием увидеть реку Бусенто! Он остановился в постоялом дворе с прелестным названием «Два львенка». Двор этот, даже при большом и печальном опыте путешественника, показался ему невероятно отталкивающим. «В зловонной атмосфере, ощупью, пробирался я по скользким камням, пока не дошел до лестницы. Поднялся на этаж и оказался в темном помещении. Накрытые скатертями столы и запах жарящегося масла дали понять, что скоро будет подано угощение». Население Козенцы составляло в то время около 14 000 человек, сегодня здесь живут 83 000.

Эти слова Гиссинг писал о старом городе. В Новой Козенце типичная современная архитектура, некоторые дома появились при фашистах, другие здания — под патронажем «Касса дель Меццоджорно» — либо построены, либо находятся в процессе строительства. При Гиссинге улица Корсо Умберто Примо еще не имела ответвлений, ныне ее под прямым углом пересекает новый проспект — Корсо Маццини. Горянки в те времена не покупали обувь, а уж тем более — электрические лампочки. А что бы сказал Гиссинг, если бы увидел группу дровосеков или пастухов, сидящих в кафе и смотрящих по телевизору модное дефиле в Милане? После болезненных воспоминаний о «Двух львятах» как бы обрадовался этот путешественник, попади он в номер с кондиционером и ванной, да еще и с окнами, глядящими на рыночную площадь, мост Крати и собор Сан-Франческо-ди-Паола!

Все, написанное о юге Италии даже тридцать лет назад, не говоря уже о семидесятилетнем периоде, рассказывает о жизни, которая быстро уходит. Я уже говорил, но, думаю, не грех повторить: хорошие дороги, автобусное сообщение и, сверх того, телевидение принесли новый мир некогда изолированному народу. Возможно, телевизор сделал больше для настоящего объединения Италии, чем успел Гарибальди. Речь дикторов подточила древние диалекты, и редко встретишь сейчас человека, который не понимал бы стандартной итальянской речи. Но даже телевидение не может сделать каменистую почву плодородной, а современные фабрики, на первый взгляд весьма внушительные, часто не могут привлечь рабочую силу. Эмиграция продолжается, иногда это сезонный отток в другие страны Европы или в Австралию, Канаду и, в пределах установленного лимита, — в Соединенные Штаты.

Не проходило и дня, чтобы я не замечал свидетельства активности «Касса дель Меццоджорно»: новая дамба, хорошая новая дорога, осушенное болото, возделанная долина, засаженная злаковыми культурами, даже красивая старинная готическая церковь, освобожденная от штукатурки. Мне казалось это почти чудом, южным ренессансом. Но я заметил, что когда бы ни хвалил «Касса дель Меццоджорно», итальянец с видом знатока непременно прикладывал к носу палец. Хорошо известный средиземноморский жест, означающий, что следует проявить осторожность. Возможно, итальянцы унаследовали его у древних греков, которые предостерегали друг друга в отношении финикийцев и говорили: «Да, вам, возможно, все это кажется замечательным, но, пожалуйста, вспомните, что здесь есть и другая сторона». Но в чем точно заключается эта сторона, так и не ясно, за исключением того, что осваивается огромный денежный поток, легально, конечно! Позвольте итальянцу поговорить на эту тему. Вот что написал Луиджи Бардзини в своей книге «Итальянцы»:

«Несмотря на значительные, а временами и невероятные улучшения, нелепо было бы поверить в то, что проблемы „дель Меццоджорно“ вот-вот разрешатся. Начнем с того, что бедность поселилась здесь с незапамятных времен, и слишком она укоренилась, чтобы исчезнуть. В большинстве случаев ее, что называется, „замели под ковер“. Она накладывает на все свой отпечаток. Большая часть новшеств и изменений к лучшему сосредоточена возле нескольких городов, нескольких районов и самых плодородных участков земли. Стоит лишь завернуть за угол красивой улицы, отойти на небольшое расстояние от нового отеля, от процветающей фабрики или недавно построенного жилищного района, чуть-чуть подняться в горы, и бедность сразу бросится в глаза, но туда туристы из северных областей обычно не заглядывают».

Южане, конечно же, хотят жить лучше, по стандартам среднего жителя Западной Европы, им необходимо разрешить некоторые из самых насущных материальных проблем. Они все хотят этого, но им нужно и кое-что еще. Они хотят, чтобы исчез разрыв между жизнью Севера и Юга. Они хотят жить так же, как северяне. Все остальное неприемлемо. Все остальное несправедливо, унизительно. Они не понимают, почему их северные сограждане, явно не умнее их (скорее, наоборот), имеют столь замечательные условия жизни — такие хорошие фабрики, больницы, устроенные по последнему слову техники. Почему у них так много денег и почему всего этого нет на Юге?