Они едва успели перебраться через речку, когда местность словно вскипела. На покинутом берегу как из-под земли выросли хангары в количестве почти неприличном. А над вересковыми болотинами повисли барражирующие вельботы — на высоте в полтора десятка саженей. Чета, словно вспугнутые лемминги, забилась под ковер вереска, закутываясь в плащи, чтобы не выдать себя теплом.

Олег ощущал вину за свой выстрел. Он чувствовал в крошне бутылки пива, напоминавшие об этой мальчишеской глупости. Никто больше не напоминал ему об этом… да и вряд ли кто-то уже и помнил. Многие даже ухитрились уснуть. Во сне быстрее шло время, а есть хотелось меньше.

Действуя медленно и осторожно, Олег достал бутылку, открыл зубами, с неловкой улыбкой протянул Йерикке, лежавшему рядом:

— Говорят пиво — жидкий хлеб… давай?

— Давай, — Йерикка отхлебнул из горлышка, потом хлебнул Олег. Спросил:

— Богдан, будешь?

Богдан спал, положив голову на скрещенные руки. Он морщился — в нос лезла веточка вереска, а уснул мальчишка так крепко, что даже лень было ее отстранить.

Ребята добили бутылку, и Олег запрятал ее под вереск. Вельботы гудели и потрескивали, как высоковольтная линия, прямо над головам — если смотреть снизу, то их было хорошо видно сквозь веточки, и не верилось, что ОТТУДА, СВЕРХУ, не видят прячущихся.

— Ты читал Достоевского?

Вопрос был до такой степени странным, что Олег не прореагировал, и Йерикка повторил:

— Ты Достоевского читал?

— Н-нет, — удивленно ответил Олег, — только слышал кое-что, а так нет… Мы не проходили…

— Жаль, — вздохнул Йерикка. — Я хотел прочитать, но мне не попадался.

— Зачем он тебе? — поинтересовался Олег, вспомнив свои мысли о Достоевском — там, на сеновале, перед тем, как он убил… тьфу, полезло в голову!

— Просто так. Интересно узнавать новое… Человек только для этого и живет — узнавать новое. И в перспективе — узнать все.

— Это невозможно, — возразил Олег.

— НЕТ НИЧЕГО НЕВОЗМОЖНОГО, — внушительно произнес Йерикка. — Для человека — нет, если он человек. Может не хватить времени. Или сил. Но только в данный конкретный момент. Надо просто выждать и пробовать еще раз. Обязательно получится. По этому данваны так нас и боятся. Нам бы еще век спокойного развития…

— А его не будет, — понимающе добавил Олег.

— Не будет, — подтвердил Йерикка. Помолчал и добавил: — Если только кто-то не найдет Радужную Дорогу.

— И тогда?.. — спросил Олег. Йерикка помолчал и ответил:

— Тогда мы уйдём. И вернемся. Обязательно! — заключил Йерикка с силой.

— Радужная Дорога… — повторил Олег. — А если это сказка?

— Сказка? — переспросил Йерикка. — А, басня! Вот, послушай…

Вин пантас леу

Межи свайгстанас

Аби эрдас антарас.

По ана пантас

Зиндас манаг

Туста ети,

Под саулес антари…

Это из древней анласской песни, Вольг. В ней рассказывается, как охотники нашли Радужную Дорогу, преследуя зверя. И многие племена пожелали уйти в миры, где светят иные солнца — и ушли. И те, кто первое время возвращался, рассказывали, что есть миры с синими, зелеными, багровыми, лиловыми солнцами, и с двумя солнцами в небе… Потом люди перестали возвращаться. Последними пришли славяне, но и они уже не помнили сперва, что Мир — это их старая родина… Нет, Вольг, они есть — Радужная Дорога и иные миры. Недаром и данваны так упорно ищут их! Но и они не знают, где Дороги. Кто говорит — в наших горах. Кто — в землях анласов. Многие убеждены — что на том материке, который лежит к юго-западу и на котором не были ни славяне, ни анласы…

— Слушай, — сказал Олег неожиданно тепло, — хороший ты парень, Эрик. Поговоришь с тобой — и вроде какая-то звездочка среди туч зажглась…

— Ну-у… — в голосе Йерикки скользнуло смущение.

— Мудрецы наши, — не очень вежливо окликнул Ревок, — может, заткнетесь псу под хвост-то?

— Боишься, на вельботах услышат? — вопросом ответил Йерикка. Ревок хмыкнул:

— Нет… Баете интересно да красно, уснуть не могу.

— А это, кстати, обнадеживает, — заметил Олег.

— А? — удивился Ревок.

— Да то, что мы можем говорить о таких вещах, как звезды.

* * *

Снег повалил, как из дырявого мешка. Он почти мгновенно таял, добавляя слякоти. Но эта поднявшаяся не с пенька метель сослужила горцам хорошую службу — видимость сделалась такой классной, что вельботы нехотя убрались, и чета рванула к горам.

До гор были сутки пути. И надеяться, что снег будет лепить все сутки кряду, не стоило. Шли молча и по возможности быстро. Метель кружила так, что следовало внимательно смотреть, не ушел ли ты в сторону, и Олег, бездумно глядя в спину шагающего впереди Йерикки, вспоминал карту. Хорошо, что тут болотистые пустоши до самого Ан-Марья — меньше любопытных глаз…

Температура резко упала. По ощущению было не больше +8-10 градусов, изо ртов идущих вырывался парок, в котором таяли снежинки. Кое-где — у валунов, поднимающихся из вереска — намело уже небольшие сугробы, снег не таял. Точнее, не успевал таять.

— Что, зима начинается, что ли? — проворчал Олег. Йерикка повернул к нему до глаз закрытое плащом лицо. На коже таял снег.

— Скоро сойдет — устало сказал он, поправляя ремень «дегтярева» на плече. — Пусть хлещет, иди трудно, но и нас не засечешь.

— Метель в конце сентября, — Олег пнул кучу снега. Под ней оказался камень.

— На ровном месте лужа не стоит, — поучительно сказал Йерикка. Олег, скривившись, переспросил:

— А?

— Да так… Это еще когда я жил на юге… Ехали мы с отцовским водителем по дороге за городом. Я, конечно, за руль запросился, сел, погнал вовсю. Вижу — лужа, ну, пустил ее под колесо — ба-бах! Аж передком грохнулся! Нос разбил себе, кровь капает… А водитель посмотрел на меня спокойно так и говорит. — "Запомни, парень, на ровном месте лужа не стоит." Сколько философских книг прочитал, но такого афоризма не слышал!

— У твоего отца был свой водитель? — поинтересовался Олег. Йерикка наклонил голову:

— Был.

— А вот интересно, — коварно спросил Олег, — есть на свете что-то, по поводу чего у тебя не найдется слов?

— Конечно. Собственная смерть.

… - То и всё, — буркнул Гоймир. — Йой, вот не ко времени!

Олег его вполне понимал. Снег шёл всё реже с каждой секундой, а они торчали на полпути к горам, в середине пустошей.

— А бегом? — предложил Морок. Гоймир вдруг засмеялся: — Ты чего? — обиделся мальчик.