Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Ну так что, ради этого ты меня сюда притащила, чтобы мы могли тут развлечься… А? А?!
Ебать…
– Господи, Лина, давай не останавливайся… – умоляю я: как же хорошо! Просто офигенно. Хуй знает как она научилась так пользоваться искусственным фаллосом! Внутри все наэлектризовано, даже с каким-то перехлестом, тело бросает в дрожь. – Давай, давай… До конца, блядь… Хочу кончить!
Она замирает, оставаясь глубоко во мне. На секунду вообще все движения прекращаются: я слышу ее дыхание – тяжелое, напряженное, – затем раздается сдавленный хлопок: она вдруг выходит из меня и уносит с собой частичку моей души.
– Нет… Не останавливайся…
Она глядит на меня со свирепым выражением на лице и говорит:
– Ты сексуальная тварь, блядь, я так и думала, что именно этого тебе и надо, – и вдруг снова бросается на меня, наваливается и засаживает свой мощный пластиковый фаллос мне в голодное влагалище.
Больше никаких движений тазом: она задирает мне майку и лифчик, обнажая грудь, и начинает жестко мять ее, как неловкий старшеклассник, отчаянно пытающийся лишиться девственности. Тут вдруг, схватив меня обеими руками за сиськи, она сжимает их и восхищенно пучит на меня глаза:
– Хочешь, я выебу тебя по-настоящему?
– Да! Хочу кончить! Выеби меня, чтоб я кончила, Лина. – Я начинаю изгибаться и ерзать под ней, чтобы заставить ее снова жестко меня выебать.
Лина лишь сильно сжимает мне соски, и я взвизгиваю от боли.
– Ну конечно, а чего же тебе еще хотеть. Но я хочу послушать, как ты будешь меня об этом умолять, как последняя сука! Давай проси!
– Лина… Умоляю… Выеби меня, я не шучу… Я хочу кончить, правда, больше ничего не надо… Выеби, прошу!
Она расплывается в улыбке победителя и снова начинает ебашить своим искусственным фаллосом, круговыми жесткими движениями лаская мне клитор. Я жадно хватаю ее за ягодицы обеими руками – свободной и скованной, – и в этот момент меня накрывает ударная волна оргазма. Я подаюсь тазом вперед и впиваюсь ногтями в ее плоть. Она издает какой-то булькающий звук и тоже достигает высшей точки, но, прекратив движения, остается во мне. Мы лежим щека к щеке, быстрое дыхание замедляется и стихает.
Я могла бы прихватить ее сейчас – правой или левой рукой, но не могу пошевелиться. Сил нет. Даже через несколько сонных минут (или часов? или дней?), когда она уже встает и одевается, я по-прежнему лежу без движения. Я слышу, как она зашуршала большим коричневым бумажным пакетом, который набит одноразовыми коробками.
– А теперь давай ешь, – говорит Лина.
Я не могу сдвинуться с места. Меня так выебали, я буквально нашпигована сексом. Еле-еле выдавливаю из себя как в полусне:
– Для чего… Для чего все это?
– Мне преподали урок. И я его выучила. Теперь и тебе надо кое-чему научиться.
Я поднимаю взгляд на Лину и чувствую перед глазами туман из слез. Все понятно. Я привстаю и начинаю жевать этот сахарно-жирно-углеводно-калорийный шлак с благодарностью и нежностью.
– Хорошая девочка, – воркует Лина.
Проглатываю с трудом, но Лина вдруг забирает у меня бургер. Кладет на пол и почему-то обнимает меня. Тут я понимаю: это оттого, что я вся дрожу и плачу.
– Отпусти все, – шепчет она. – И станет легче.
Я поднимаю на нее взгляд:
– А близняшка умрет, да? Эта Эми?
– Видимо, да. – И она включает телевизор.
Профессор Рекс Конвей называет предстоящую операцию варварством.
– Это самое настоящее убийство, не больше и не меньше. А транслировать операцию по телевидению как какое-то реалити-шоу – это вообще за гранью морали. Во что мы превратились? Устраиваем в прямом эфире казнь одной юной девушки и ликуем оттого, что другая теперь заживет нормальной жизнью?
Лина качает головой и переключает на новости. Несколько ученых мужей обсуждают Гуантанамо. Вдруг внизу экрана начинает мерцать полоса со срочной новостью:
ОПЕРАЦИЯ ПО РАЗДЕЛЕНИЮ СИАМСКИХ БЛИЗНЕЦОВ ОТМЕНЕНА…
АННАБЕЛЬ УИЛКС ОТКАЗАЛАСЬ…
Мы с Линой, потрясенные, переглядываемся. Ботоксный ведущий перебивает гостя, рассуждающего про терроризм, и говорит:
– Все это, очевидно, будет иметь важные последствия для гражданских свобод в этой стране. Но мы должны сейчас прерваться, чтобы сообщить сенсационную новость в истории арканзасских девочек-близнецов. Аннабель и Эми Уилкс – шестнадцатилетние близняшки, решившиеся из-за разногласий друг с другом на рискованную операцию, в которой шансы Эми на выживание оценивались разными экспертами в лучшем случае на уровне сорока процентов, а в худшем – десяти. Теперь Аннабель – та из сестер, которая должна была полностью восстановиться и зажить нормальной жизнью, отменила операцию, планировавшуюся через несколько недель. Из округа Йеллоутри, Арканзас, передает наш корреспондент Салли Меллис.
Показывают тенистую лужайку и дом семьи Уилкс. Приторный голос за кадром:
– Эми и Аннабель Уилкс – нормальные девочки-подростки, но с одной особенностью. Они буквально привязаны друг к другу. Как и все подростки, они иногда ссорятся и дерутся, поэтому, поругавшись из-за одного мальчика, они решили, что каждая пойдет своей дорогой. Теперь Аннабель – одна из сестер, которая, как предполагалось, должна была зажить нормальной жизнью, дала отбой, и опасная операция по разделению близнецов не состоится.
В кадре девочки: они на крыльце своего дома, качаются на качелях. Аннабель смотрит на Эми:
– Лучше пусть Эми будет со мной всю жизнь, я не хочу терять ее ради какой-то якобы нормальной жизни. Бог создал нас такими, наше предназначение – жить вместе, а не умирать порознь.
Эми смотрит на Аннабель:
– Я ее люблю не знаю как.
– Она показала, что готова умереть, лишь бы я жила нормально, – Аннабель чуть не плачет, и камера в этот момент наезжает на нее крупным планом, – но без Эми у меня не будет никакой нормальной жизни.
– Нам, наверно, надо учитывать, что мы не такие, как все, – говорит Эми. – Что мы не можем устраивать свою жизнь с кем-то еще отдельно друг от друга. – Мы должны все решать вдвоем, – говорит Эми с безмятежным блеском во взгляде. – Я не могу без нее, а она – без меня. Это все очень непросто, да и жизнь вообще – большая тайна, но ясно одно: мы должны вместе разобраться и придумать, как жить.
Я оглядываюсь на Лину.
– Мне надо побыть здесь еще какое-то время, да? – спрашиваю я.
– Думаю, да, – отвечает она.
Год и десять месяцев спустя
Вчера на День благодарения было так жарко и душно – даже после захода солнца, – что прохладный ливень все бы встретили аллилуйей, даже такие атеисты-агностики, как наше семейство. В кондиционированном воздухе чувствовалась непреодолимая сила тяготения, которая придавливала тебя к дивану. Небеса погромыхали, побряцали угрожающе, но громких обещаний так и не выполнили – разверзлись только ночью. Вспышки молний, насквозь просвечивавшие спальню, и громовые звуки, от которых створаживается воздух, меня не волновали, по крайней мере сами по себе, но Люси вся извивалась в холодных, влажных простынях, почти в такт брутальной музыке природы.