Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Да, о сади. Я ничего не утаю!
— Тебя нанял райе Джебельсанмёеша? — задал вопрос Донован.
— Моему хозяину ведомо все. Его люди передали мне монеты, чтобы нанять лодочников, и пообещали мне больше, когда… все… будет сделано.
Мéарана повернулась к отцу.
— Лафеев казался вполне дружелюбным.
— Но райе Джебельсанмееша, — сказал Донован, — заведует торговлей драгоценностями. А мы ищем источник лучших его товаров.
— Но нас не интересуют драгоценности, — сказала Méaрана. — Мы ведь ищем мою мать.
— Лафеев представить не мог, что кто-то отправится на столь безумные поиски. Он решил, что это прикрытие для настоящей цели — вытеснить его с рынка торговли драгоценностями.
— Настороженный разум на всех взирает с подозрением, — сказал Билли.
— Когда они планируют напасть? — снова спросил у переводчика Донован.
Слоофи, запинаясь, заговорил:
— Они убьют меня, если я скажу.
— А если не скажешь, убьем мы, — произнес Билли и беспомощно развел руками.
— Ну и дилемма, — отметил Теодорк.
— Но подумай вот о чем, — продолжил Билли, — от наших рук ты будешь умирать намного дольше. Ты протянешь много дней, прежде чем шакалы и коршуны найдут тебя.
— Похоже, долгая жизнь ему не по душе, — сказал Поули.
Донован ласково спросил:
— Все лодочники в сговоре?
— Нет. Трем не сказали, потому что они не кровные родственники. Как и этому гнусному Дьямосу, чья мать — шлюха из ущелья. Когда молот упадет, этим четверым предоставят выбор — присоединиться к лодочникам или пойти с вами на корм рыбам.
— Нелегкий выбор, — согласился Поули.
Донован бросил взгляд через плечо.
— Теодорк?
— Да, босс. Я найду его.
Дикарь вынырнул из палатки. Донован продолжил допрашивать Слоофи:
— Когда они собираются напасть?
— После того как мы попадем в Джебельсанмёеш, ибо нападение оскорбит квайзара Раджилура, немного глубже в Ревущем ущелье, так, чтобы всю вину возложить на народ ущелья. — Слоофи тяжело сглотнул. — Скорее всего, этой ночью, когда вы уснете, а они отдохнут от гребли.
— Почему не дальше в ущелье?
— Они хотят обвинить ущельцев, но не сталкиваться с ними по-настоящему.
Донован кивнул и посмотрел на остальных.
— Вот вам и ответ. Какие-то проблемы?
Билли покачал головой.
— Да. Как мы управимся с тремя дурмами, если все лодочники умрут?
— Как-нибудь да управимся, — ответил Донован. — Полагаю, это зависит от тех троих, кто не посвящен в план.
Теодорк приволок за шиворот Дьямоса.
— Нашел, босс. Куда его?
Но тут вмешался Слоофи:
— Боги свели вас с ума. Против вас по меньшей мере двенадцать человек. Бойцов у вас только двое. И может, этот, — он указал на Билли, — умеет не только болтать. Но мягкотелый в бою никто, и какой прок от старика и бини?
Донован взглянул на Теодорка:
— Что думаешь?
Нагараян почесал в затылке.
— Три полные лодки? С одной я разберусь. Возможно, По-ули справится с большей частью второй. Пятеро остаются на вас. Кажется, эта грязь на моем сапоге не понимает, кого собираются укусить его дружки.
Самонадеянность «регардеров» начинала подтачивать уверенность переводчика. Мéаране очень хотелось, чтобы эта уверенность укрепила и ее решимость. Но она умела не выдавать страха перед врагом.
— Я могу сыграть на арфе, — предложила она.
Билли хотел было рассмеяться, но Донован шикнул на него, и на лицах Слоофи и Дьямоса отразилось искреннее беспокойство. Слоофи попытался снова:
— Твое оккультное искусство не поможет.
Донован повернулся к Дьямосу.
— Что тебе известно? — спросил он на языке Речного Моста.
— Я знал, что эти псы с нижнего течения замышляют что-то дурное, но хотел остаться в стороне и посмотреть, чем все обернется.
— Какая храбрая душа! — заметил Поули.
Дьямос пожал плечами:
— Глуп тот человек, который погибает в чужой драке.
Заметив выражения лиц Донована и Билли, он добавил:
— Но как я понимаю, это дело решенное, поэтому я лучше помогу вам бороться с этими собаками, чем стану помогать им.
Они не убили Слоофи. Билли хотелось этого, но Донован сказал, что они встревожат лодочников. Проводник вернется к костру, который они разожгли выше по берегу, но сядет чуть дальше от других. В слабом свете никто не заметит, что Слоофи связан и с кляпом во рту. Билли пригрозил, что если он попытается поднять тревогу, то умрет «первой и последней смертью». Слоофи все понял.
— Что я должен портовым крысам с верхнего течения? — только и успел сказать он, прежде чем ему засунули в рот кляп. Вопрос был риторическим. По его же признанию, он должен был им вторую часть денег Лафеева.
— Человек, готовый убить ради золота, — сказал Донован Мéаране, — редко готов умереть за него.
Мéарана разложила кресло возле палатки и взяла в руки арфу. Тихо напевая, она настроила ее на третий лад. Лодочники, лежавшие на покрывалах немного поодаль, с интересом следили за ней. Один мужчина намазывал на плечи другого целебную мазь. Да, день выдался не самый легкий. И хотя им требовалось достичь ущелья, чтобы совершить задуманное, они не хотели оставаться здесь дольше, чем необходимо.
Ей вспомнилось, как они потирали руки и облизывали губы. Не предвкушение, поняла она. Это были обычные портовые подонки, а не профессиональные убийцы. Наверное, лодочники и сами немного трусили. Вероятно, скоро они начнут прикладываться к бутылке.
Арфистка запела «Трагедию Хендрика Шана». То была хорошо известная на Ди Больде поэма, и ее перевод на лоор нуксрьес’р был тактической хитростью. Она повторила слова «сотто восе», чтобы уховертка подобрала подходящий аналог, а затем пропела их опять, ей хотелось поэтического перевода, а не буквального. Результат не очень понравился арфистке, ведь правила стихосложения двух языков заметно отличались, но главное было — донести смысл.
Хендрик Шан прославился тем, что продал своего лорда его врагам за сумку серебряных монет. Но когда лорд Венабль оказался во вражеских руках, пленители отказались платить Шану, так что в итоге он остался без денег, без лорда и без чести. Мéарана пела историю об отчаявшемся человеке, который поддался искушению. Подобные тонкости предназначались для концертных залов Эльфьюджи, а не для песчаного берега в Ревущем ущелье. Песнь ее стала сатирой. Шан превратился в объект насмешек и опозорил свою семью, друзей и профессию: