До победы, однако, было еще далеко. Враг нисколько не испугался, потеряв своего вожака, степняки даже усилили нажим, желая поквитаться. Илья получил уже немало ран, надо было срочно отступать к своим, а то жди скорой расправы. Илья, не обращая внимания на боль, ринулся назад; тех, кто вставал на пути, он просто разрубал. Здесь было попроще, теперь ему противостояли обычные ратники, а не охрана вожака, некоторые даже предусмотрительно убирались с его пути, не желая пасть от его сияющего оружия. От отступления богатыря отвлек грубый окрик. Илья обернулся и увидел Идолище, который потрясал чьей-то головой. Из-за крови было трудно разобрать, чья она, и все же Муромец узнал: это была голова Еруслана. Хороший, славный мальчишка – по богатырским меркам, конечно; не уберег его Илья. А где же тогда Михаил Поток? Они всегда вместе, Михаил не дал бы так просто убить своего друга и трясти его головой. Неужели они оба мертвы? Это значит, что он остался последним богатырем на Руси? Нет, еще где-то прятался Вольга, и возможно, Святогор сумел сбежать. Хотя на последнее надежды мало: гигант бы не пропустил эту битву, будь он жив.

Илья отбросил в сторону бесполезную голову вражеского вожака: сколько ни тряси ею, а враг бежать не будет, это уже ясно. Теперь его главная цель – омерзительный толстяк, только что убивший двух русских богатырей. Эту гадину-громадину следовало прикончить, оставалось только надеяться, что мальчишки сумели хотя бы ранить толстяка.

Оказалось, что богатыри изранили Идолище достаточно сильно, и даже одну ногу отрубили. Непонятно даже было, зачем тот привлек к себе внимание в таком состоянии. Огромный толстяк стоял на одном колене, из многочисленных ран текла кровь, в этот раз черная, как и положено чудовищам. Враг раскручивал серп на цепи и ухмылялся во всю свою мерзкую рожу. Илья не спешил: он ведь тоже ранен, хотя и не так серьезно, к тому же этот противник не чета обычным людям – кто знает, возможно, его серп вполне способен рассечь кольчугу, так что тут кто первый ударит, тот и победит. Маленькие глазки на уродливом лице внимательно следили за каждым движением богатыря, а серп был готов метнуться навстречу удару в любой момент. «Эта тварь опасна, не спеши», – нашептывал про себя Илья.

Исход боя решил случай, и он оказался не в пользу его врага. Лошадь, потерявшая всадника, сдуру налетела на Идолище, сбив ему удар, а вот Илья не сплоховал и вонзил меч прямо в горло врагу. Черный богатырь булькнул, а Муромец продолжил движение мечом вверх и срезал половину головы своему противнику. Оставшийся глаз с удивлением и непониманием уставился на Илью, а потом толстяк рухнул на землю. Чтобы не рисковать, следующим ударом богатырь отсек начисто остаток уродливой башки. Удовлетворения не было, ничего не было. Илья видел, что битва продолжает кипеть со всех сторон, из всего его войска практически только туровский полк и волчья стая еще сохраняли строй. Сколько потерь, боже мой, а сколько раненых!.. Даже если они победят – во́йска уже, считай, нет; и все же победить необходимо, потому как позади Устюг и Великий Новгород со своим многочисленным населением, и если сейчас они дрогнут, то всех людей в этих городах вырежут.

Ярополк сам встал в строй как простой ратник, потому что менять людей из первой шеренги было уже не на кого. Рука болела, но князь все равно наносил и наносил удары копьем. Когда же это закончится?.. Он поднял глаза и увидел, что солнце уже клонится к закату, а это значит, что сражение кипит весь день. Псоглавцы и не думали отступать, потому как в плен их брать никто не собирался. У захватчиков выбор был простой – сражаться или умереть, но и русские воины сдаться не могли, у них за спиной – города с мирными жителями, струсишь – и никогда себе этого не простишь. Но все же защитники в этой схватке брали верх, и к вечеру стало ясно, что степнякам не победить. Все поле боя устлано телами, раненые стонали, но сейчас не до них.

К концу дня натиск кочевников ослаб, резервы закончились, а полностью проломить строй у них не вышло. И когда остатки степного воинства побежали, сил их преследовать уже ни у кого не осталось. Никто не кричал радостно о победе, большинство воинов просто садились на землю, полностью обессиленные. Ярополк также уселся прямо на землю, ему нужно было перевести дух и отдохнуть. Даже в его полку, сохранившем до самого конца строй, потери были ужасающие, не меньше четверти убитыми и вдвое больше ранеными. Что там у других, даже думать не хотелось.

– Воеводы, отзовись! – Князь узнал зычный голос Ильи Муромца; слава богу, тот был жив. Богатырь шел вдоль строя, оценивая потери, он заметно хромал, лицо в крови – как красной, так и черной.

– Здесь я, Илья! – отозвался Ярополк. – Только встать сил нет, дай немного отдышаться.

– Живой, это хорошо! – обрадовался Илья.

– Да что со мной сделается… – улыбнулся туровский воевода. – А у соседей как? Их воеводы выжили?

– Тот, что с Буяна, – живой, хотя и ранен сильно. Переяславский погиб, новгородский погиб. Предводитель дружины, Михаил Поток и Еруслан – погибли. Волки эти, бывшие лютополковские, меньше всех потеряли. Полоцкий полк практически подчистую полег. Катафрахтов много полегло, даже не знаю, что базилевсу теперь говорить.

– Можно я броню на коня от одного из них заберу?

– Нельзя, эти доспехи огромных денег стоят, и они принадлежат нашим царьградским союзникам.

– Тогда попытаюсь купить, – улыбнулся Ярополк, – им все равно не вытащить столько назад.

– Попытайся, чего ж нет…

Ярополк ковырнул мечом землю.

– И все же мы победили. Мы выстояли.

Илья молчал в ответ, глядя куда-то вдаль. К воеводам подскочил всадник, и берендейский царь спрыгнул с седла.

– Илья… – произнес Дмитрий, – мы спасены, но это какой-то кошмар…

Берендейский богатырь плакал, оглядывая поле боя, где лежали холмы из тел.

– Это – нет, – голос Муромца был необычайно тихим, – а вот что дорога на Киев открыта, а войска у нас, почитай, и нету, вот это настоящий кошмар.

– Все равно спасибо, – поклонился Дмитрий собрату-богатырю, – если б не вы, наше племя вырезали бы.

– Не благодари, – Илья чуточку помедлил, – если бы я заранее знал, что будут такие потери, я бы отступил. Ей-богу, бросил бы ваше племя и ваш город и отступил. Сколько у нас в строю осталось здоровых? Тысяч десять, и раненых да калек тысяч тридцать. Я не знаю, что делать дальше, не знаю. Войска нет, остановить тех степняков, что идут югом, некому. Я даже думать боюсь о том, что нас ждет.

– И все равно спасибо. Знай: на меня и то, что осталось от нашего войска, ты всегда можешь положиться.

Муромец скривился: что могли эти несколько тысяч берендеев, когда на Киев надвигалось войско, в котором было около ста тысяч жестоких кочевников.

Аленушка подняла заплаканные глаза на своего мучителя и взмолилась:

– Отпустите их, им же больно!..

Из-под бревенчатого настила, на котором пировали степняки, раздавались приглушенные стоны, полные отчаяния.