Наша задача состояла в том, чтобы скрытно пройти Атлантический океан и прибыть в базу Мариель, которая должна была фактически стать местом нашего постоянного базирования. Нас ориентировали, что на Кубе мы проведем примерно два года. Мой коллега по американским ВМС Джон Робертсон, который здесь присутствует, надеюсь, подтвердит, что наши подводные лодки практически прошли всю Атлантику, так и оставшись незамеченными со стороны американских сил противолодочной обороны. Уже на подступах к Кубе нас все-таки засекли.

Для участия в этом походе были собраны лучшие экипажи моряков-подводников, ими командовали лучшие морские командиры Северного флота.

На борту каждой подводной лодки было по одной атомной торпеде, применение которой было предусмотрено только по приказанию политического руководства СССР. У каждой торпеды был, так сказать, ее хранитель – офицер в звании капитана третьего ранга, который мог привести ее в состояние полной боевой готовности. Обычное торпедное оружие разрешалось применять как по приказанию командования Военно-морского флота, так и в исключительных случаях – при непосредственной боевой атаке подводной лодки боевыми средствами. Слава богу, до этого дело не дошло.

Из четырех подводных лодок три были подняты на поверхность. Дело в том, что объявление с 22 октября морской блокады фактически обрекло на неудачу проход наших дизельных подводных лодок под водой. Эти подводные лодки были скованы в своих действиях запасом электричества в аккумуляторных батареях и вынуждены были всплывать для зарядки аккумуляторов.

Если бы не эта причина – то, может быть, каким-нибудь лодкам и удалось бы прорваться на Кубу.

Мы были обнаружены противолодочными силами ВМС США 26 октября: нас засекли самолеты базовой патрульной авиации типа „Нептун“. В ту же ночь, примерно через час-два после полуночи уже 27 октября мы обнаружили непосредственный контакт с эсминцами ВМС США.

К этому времени запас электричества в аккумуляторных батареях был фактически нулевым. На лодке было включено только аварийное освещение. Температура в отсеках, особенно в электрическом, доходила до 60 градусов. Было трудно дышать. К тому времени мы уже сутки не имели связи с внешним миром, не выходили на сеансы связи, так как не могли подвсплыть, постоянно уклоняясь от столкновения с противолодочными силами ВМС США. Откровенно говоря, мы не знали фактической обстановки наверху, а, как потом выяснилось, дни 26 и 27 октября были самым пиком Карибского кризиса.

Наша подводная лодка находилась в полной боевой готовности, а это означало, что торпеды, обыкновенные торпеды, были в торпедных аппаратах. Потом, после всплытия, выяснилось, что нас искала и обнаружила поисково-ударная группа во главе с противолодочным авианосцем „Рэндолф“ и десятком эсминцев при поддержке противолодочных самолетов и вертолетов.

Около 4.00 ночи 27 октября мы вынуждены были всплыть.

Выдержка командира нашей подводной лодки и начальника штаба бригады, который был на нашем борту, позволила предотвратить эскалацию конфликта и перерастание его в военные действия. Дело в том, что американские эсминцы по очереди выходили на нас, сбрасывая пакеты гранат, имитируя боевые атаки. Гранаты сыпались у нас по бортам. Если бы в отношении нас было применено какое-либо боевое оружие, мы могли бы ответить, а это привело бы к непредсказуемой ситуации в тот период, когда наверху страсти были накалены до предела.

После всплытия мы обнаружили вокруг себя множество американских кораблей; примерно в 10 кабельтовых от нас возвышался „Рэндолф“. С него постоянно взлетали противолодочные самолеты, которые затем заходили практически над нашей рубкой, стреляли перед нами по курсу корабля трассирующими пулями. Затем над рубкой завис вертолет, который осветил нас мощным прожектором. На нашей лодке сошлись лучи корабельных прожекторов со всех эсминцев. Мы были как на ладони, но сами ничего вокруг видеть не могли.

Командир приказал поднять Государственный флаг Союза Советских Социалистических Республик и дать световую телеграмму на ближайший эсминец о том, что корабль принадлежит СССР. После этого американская сторона прекратила свои провокационные действия, страсти поутихли.

Начало рассветать. Мы немного отдышались, стали проводить зарядку аккумуляторных батарей.

Я же, в соответствии со своими обязанностями, направил все силы на то, чтобы разведать обстановку, получить как можно больше информации из радиосети ВМС США. Проанализировав полученную информацию, я смог доложить командиру лодки, что войны пока нет, что у „Рэндолфа“ погорели трубки в котле и он сейчас уйдет в Норфолк.

Нам было приказало зарядить аккумуляторы до максимума, оторваться от противолодочных сил ВМС США и следовать на запасную позицию в районе Бермудских островов. Все это мы успешно выполнили и из района Бермудов доложили командованию ВМФ о выполнении задачи. Затем нам было приказано следовать на базу в надводном положении. 5 декабря 1962 года мы благополучно прибыли домой.

Мне хотелось бы подчеркнуть, что этот инцидент, скорее даже противостояние во время похода на Кубу и вынужденного всплытия на поверхность, мог бы привести к трагедии, серьезно осложнить и без того непростую ситуацию.

В целом поход бригады подводных лодок Северного флота на Кубу выдался очень тяжелым. Сами дизельные лодки не были приспособлены для действий в тропических водах. Не все возможные аварийные ситуации были предусмотрены заранее, в результате в критических ситуациях пришлось действовать во многом экспромтом. Одна из наших лодок вообще вынуждена была аварийно всплыть, ее доставили в порт на буксире. С учетом того, что на лодках было атомное оружие, необходимо было, как мне кажется, предусмотреть мероприятия по действиям в таких аварийных ситуациях.

И в заключение хочу еще раз подчеркнуть, что и мы, и американская сторона воздержались от применения боевых средств, от уничтожения друг друга. Мудрость и выдержка позволили нам с достоинством выйти из того страшного кризиса».