Никто не успел остановить Беньи; Бубу был одним из самых тяжелых игроков в команде, но Беньи отправил его к самому бортику, швырнул перчатки на лед и помчался на Бубу со сжатыми кулаками.

– А ДРУГИЕ, ПО-ТВОЕМУ, НЕ БУДУТ? – прокричал ему Бубу.

Беньи в недоумении притормозил.

– Чего?

– Как ты думаешь, что будут делать ДРУГИЕ? Все, с кем мы будем играть, станут провоцировать тебя, они ЗАХОТЯТ, чтобы ты полез в драку! Они ЗАХОТЯТ, чтобы тебя удалили с поля!

Беньи молча смотрел на Бубу. Остальные игроки – тоже.

– Вообще-то он прав, – пробормотал Амат. – Люди будут выкрикивать гнусности, пока не найдут у тебя больное место. Тебе нельзя поддаваться. Ни тебе, ни Видару. Вы слишком важны для команды.

Беньи свирепо раздувал ноздри, однако наконец он пришел в себя и помог Бубу подняться.

– Ладно. Валяй дальше в том же духе.

Начиная с той тренировки Бубу изобретал все более изощренные способы вывести из себя Беньи и Видара. Иногда ему это удавалось, и тогда он возвращался домой в синяках, хотя оба подопытных знали, что именно этого он добивается. Оказалось, что и у Бубу есть свой неповторимый талант: выбешивать людей.

* * *

Когда Беньи однажды утром открыл шкафчик, на дне, как всегда, лежали бумажки. Но одна записка отличалась от прочих. Всего одно слово: «Спасибо». На следующий день в шкафчике оказалась еще одна такая, другим почерком; в ней значилось: «Я сказала сестре, что я бисексуалка». Еще через несколько дней обнаружилась третья записка; третий неизвестный писал: «Я никому ничего не говорил, но когда соберусь, то скажу не что я гей, а что я такой, как ты!» Потом пришла анонимная эсэмэска: «Все говорят про тебя как символ надеюс ты понимаеш как ты важен нам кто нерешаеца что то сказать!!!!!!»

Просто короткие записки и сообщения. Просто слова. Просто безымянные голоса, которые захотели сказать ему, что он для них значит.

Беньи выбросил их в ту же мусорную корзину, что и остальные записки. Он не знал, что отвратительней. Угрозы или такая вот любовь. Презрение или ожидания. Ненависть или ответственность.

Приходили эсэмэски и другого рода. Все они начинались одинаково: «Здравствуйте! Не знаю, на правильный ли номер пишу. Это ведь вы тот хоккеист-гомосексуал? Я журналист и хотел бы взять у вас интервью…» Однажды утром Беньи с сестрами отправились на озеро, пробуравили лунку, и Беньи утопил телефон в ледяной воде. Потом они сделали еще несколько лунок и остаток дня ловили рыбу, пили пиво и хранили молчание.

К тому времени, когда «Бьорнстад-Хоккей» играл следующий выездной матч, слухи о Беньи успели докатиться и до этого городка. В каждом городе отныне оказывались люди, которые выкрикивали самые гнусные слова, какие только могли придумать, чтобы вывести Беньи из равновесия. Но Беньи не поддавался – вместо этого он забивал шайбы. И чем громче орали фанаты, тем результативнее он был на льду. После матча Бубу обнял его и радостно заорал:

– Если они тебя так ненавидят, значит, ты делаешь все как надо! Ты – лучший! Если бы ты не был лучшим, они бы тебя так не ненавидели!

Беньи выдавил улыбку. Сделал вид, что все норм. Но в голове вертелось одно: сколько ему еще оставаться таким. Лучшим. Когда, наконец, ему позволят просто играть.

* * *

Любовь, настигшая Ану и Видара, была такого рода, что никто из них не понимал, как себя вести. Так что они просто гуляли вместе – каждый день наматывали круги по лесу. Снег в лесу становился все глубже, как и их влюбленность.

Однажды Видар коснулся ее, и Ана истерически зарыдала. Видар не понял, в чем дело, и Ана рассказала о Беньи. Как все всё узнали, про фотографию, про вспышку Маиного гнева.

– Я тебя не заслуживаю, я такой ужасный, такой мерзкий человек! Я, наверное, психопатка! – кричала Ана.

Видар стоял перед ней словно голый.

– Я тоже.

Ну как можно было после такого не влюбиться в него еще больше? Может, кто-нибудь это и знает. Только не Ана.

Когда они на следующее утро шли в школу, Ана высмотрела Беньи. Ович открыл шкафчик, оттуда посыпались записки, и Ана поняла, что в них, она знала, сколько чужой ненависти приходится Беньи теперь носить в себе.

– Я должна… – прошептала она Видару.

Видар хотел остановить ее, но не сумел. Ана вдруг кинулась через весь коридор. Беньи удивленно поднял на нее глаза и хотел спрятать бумажки.

– Я знаю, что ты меня ненавидишь, но… – начала Ана, но договорить не успела – из глаз полились слезы, голос сел.

– С чего мне тебя ненавидеть? – удивился Беньи, и тут только Ана поняла, что Мая никому ничего не сказала – даже ему.

– Это я… я… сфотографировала тебя и… я! Все, что тебе приходится выносить, – во всем я виновата! Я!

Ее лицо скривилось от стыда, этот стыд уже не изгладится из ее души. Ану трясло. Она побежала – из коридора, из школы, прочь, прочь. Беньи застыл на месте, а потом встретился взглядом с Видаром. С вратарем творилось небывалое: он колебался.

– Она… – начал было Видар, но Беньи перебил его:

– Все нормально. Беги за ней.

И Видар побежал. Побежал за Аной, догнал ее уже через километр с лишним, она была быстрой и такой сильной, что Видар не сумел ее остановить. Поэтому он бежал рядом с ней. Прямо в лес. Наконец оба выдохлись. Упали в сугроб и остались лежать.

Видар ничего не говорил. И это лучшее, что можно было сделать для Аны.

* * *

Мая сидела в столовой в одиночестве – как и в любой другой день. Но вот кто-то неожиданно опустился напротив, словно его пригласили присесть. Мая подняла глаза; Беньи наставил палец на ее тарелку:

– Сама доешь или мне можно?

Мая улыбнулась:

– Мне не следует сидеть рядом с тобой. Про тебя плохо говорят.

Беньи явно впечатлился:

– Вот тут обидно было.

– Ну, извини, – рассмеялась она.

Иногда Беньи надо было посмеяться над всей этой гнусью – чтобы ее вынести. Он ухмыльнулся. А потом попросил:

– Прости Ану.

– Что?

– Она призналась, что это она выложила те фотографии… где я и…

Его голос сорвался. Беньи был бесконечно сильным и необъяснимо слабым одновременно. Иногда он так напоминал Мае Ану.

– Простить?! После той гадости, что она тебе сделала?

– Но вы как сестры. А сестры прощают друг друга, – выговорил Беньи.

Потому что он знал, что такое сестры.

Мая склонила голову набок:

– А ты простил Ану?

– Да.

– Почему?

– Потому что людям случается ошибаться, Мая.