– Я ее нарисовал, – сказал Джулиан. – Подумал как-то, что если бы мы могли на нее смотреть, это бы, может, упростило нам поиски.

Он перевернул альбом. Эмма подавила легкую дрожь. Не потому, что лицо, смотревшее на нее с рисунка, было отвратительно – вовсе нет. То было юное лицо, овальное, с правильными чертами, почти потерявшееся в облаке темных волос. Но в глазах Аннабель горела искра чего-то призрачного и почти звериного; она стиснула руки у горла, словно пытаясь завернуться в исчезнувший покров.

– Где бы она могла быть? – вслух задумалась Эмма. – Если бы тебе было так грустно, куда бы ты отправился?

– По-твоему, она грустная?

– А по-твоему нет?

– Я думал, она в гневе.

– Ну, она действительно убила Малкольма, – признала Эмма. – Не понимаю, с чего бы она это сделала – он же ее вернул. Он ее любил.

– Может, она не хотела, чтобы ее возвращали, – он все еще не отрывал глаз от наброска. – Может, она была счастлива там, где она была. Борьба, агония, потери – вот каков удел живых.

Поезд подошел к маленькой белой станции с вывеской «Лискерд», и Джулиан захлопнул альбом. Они прибыли.

– Так и задумывалось? – с каменным лицом спросил Кьеран. – Не может же это быть совпадением.

Марк вскинул брови. Кристина сидела на краю кровати в лазарете с перевязанным запястьем. Рану Марка скрывал рукав свитера. В палате больше никого не было. Тавви расстроился, увидев кровь, и Дрю увела его, чтобы успокоить. Ливви и оставшиеся два мальчика ушли в Блэкторн-Холл, пока Кристина была на вокзале.

– Ну и какого черта это, по-твоему, значит? – спросил Марк. – Ты что, решил, что мы с Кристиной собирались по приколу залить весь Лондон кровью?

Кристина удивленно посмотрела на него: Марк говорил сейчас совсем как человек.

– Связующее заклятье, – сказал Кьеран. – Для него вы должны были протянуть запястья и не двигаться, пока вас связывают.

В его голосе звучали смятение и боль. Здесь, в стенах Института, Кьеран выглядел совершенно неуместно в своих коротких штанах и мятой льняной рубахе. Вокруг стояли кровати, похожие на больничные койки, стеклянные и медные банки с настойками и порошками, лежали стопки повязок и покрытые рунами медицинские инструменты.

– Это случилось на пиру, – сказал Марк. – Мы не могли этого ожидать… мы не ожидали. И никто бы не мог такого хотеть, Кьеран, никто не стал бы устраивать это нарочно.

– Фэйри стал бы, – сказал Кьеран. – Это именно то, что сделал бы один из нас.

– Я не фэйри, – сказал Марк.

Кьеран вздрогнул, и Кристина увидела в его глазах боль. Она испытала прилив болезненного сочувствия: должно быть, ужасно было быть настолько одиноким.

Даже Марка это, казалось, потрясло.

– Я не это имел в виду, – добавил он. – Я не только фэйри.

– И как же ты этому рад, – произнес Кьеран, – как ты этим хвалишься при первой возможности.

– Пожалуйста, – вмешалась Кристина, – пожалуйста, не ссорьтесь. Мы должны в этом быть на одной стороне.

Кьеран перевел на нее озадаченный взгляд. Затем он шагнул вплотную к Марку и положил руки тому на плечи. Они были почти одного роста. Марк не отвел глаз.

– Это единственный способ мне убедиться, что ты не лжешь, – сказал Кьеран и поцеловал Марка в губы.

В запястье Кристины запульсировала боль. Она понятия не имела, было ли то случайностью или неким отражением силы чувств Марка. Он никак не мог отказаться от этого поцелуя – иначе он бы отверг Кьерана и разорвал хрупкую цепь лжи, которая удерживала здесь принца фэйри.

А вот хотел ли Марк поцеловать Кьерана в ответ, Кристина понять не могла; он отвечал на поцелуй с той же яростностью, которую Кристина почувствовала в нем в первый раз, когда увидела Марка вместе с Кьераном. Но теперь в страсти Марка было больше гнева. Он стиснул плечи Кьерана, глубоко вонзив в них ногти; от силы поцелуя Кьеран выгнул шею назад. Марк присосался к нижней губе Кьерана, а потом прикусил ее – и Кьеран ахнул.

Они оторвались друг от друга. Кьеран коснулся губ; на тех была кровь, а в глазах принца – жаркое торжество.

– Ты не отвернулась, – заметил он Кристине. – Интересно было?

– Полезно, – Кристина чувствовала себя странно, дрожа не то от жара, не то от холода, но не собиралась этого показывать. Она села, сложив руки на коленях, и послала Кьерану улыбку. – Грубо было бы не смотреть.

На это Марк, до этого казавшийся вне себя от ярости, расхохотался.

– Кьер, она тебя понимает.

– Поцелуй был на пять баллов, – продолжила она. – Но теперь пора перейти к насущным проблемам – к заклятию.

Кьеран все еще смотрел на Кристину. На большинство людей он смотрел с отвращением, с яростью или оценивающе. Но когда он глядел на Кристину, он казался озадаченным, словно пытался собрать ее, словно головоломку – и не мог.

Вдруг он повернулся и вышел прочь из палаты, с грохотом захлопнув за собой дверь. Марк, качая головой, посмотрел ему вслед.

– По-моему, еще никто и никогда его так не выводил из себя, – сказал он. – Даже я.

Диана надеялась, что встретится с Джией сразу по прибытии в Идрис, но бюрократия в Конклаве оказалась еще хуже, чем она помнила. Пришлось заполнять формуляры и ждать, пока переданные послания взмоют ввысь по служебной лестнице. То, что Диана отказалась назвать причину визита, усложнило все еще больше. Учитывая, насколько деликатной была ситуация с Кьераном и событиями в стране фэйри, Диана не рискнула доверить эти сведения никому, кроме Консула.

Ее небольшая квартирка в Аликанте находилась над оружейной лавкой на Флинтлок-стрит, которой ее семья владела долгие годы. Когда Диана переехала в Лос-Анджелес, к Блэкторнам, она ее закрыла. Ожидание сводило ее с ума, и она спустилась вниз, в лавку, и отворила окна, впустив внутрь свет и заставив пылинки танцевать в ярком летнем воздухе. Раненая рука все еще болела, хотя уже почти зажила.

Воздух в лавке был затхлым. Прежде сверкающие клинки и богато выделанную кожу ножен и рукоятки топоров покрыла пыль. Диана сняла с подставок несколько любимых образцов оружия и отложила в сторону для Блэкторнов.

Дети заслужили новое оружие. Они его заработали.

Когда в дверь постучали, Диана уже успела успешно отвлечься на сортировку мечей по твердости металла. Она отложила один из своих любимцев – клинок из дамасской стали – и пошла открывать дверь.

На пороге, усмехаясь, стоял Мануэль, которого Диана в последний раз видела сражающимся с морскими демонами на лужайке перед Институтом. Он был не в доспехах Центуриона, а в модном черном свитере и джинсах, с уложенными гелем кудряшками. Он криво ей улыбнулся.

– Мисс Рейберн, – объявил он, – меня прислали проводить вас в Гард.