Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Ай, ч-черт.
— Шмяк? — спросила Мэгги, посмотрев мне прямо в глаза, не успел я скатиться с плеч двух слепцов.
Я едва поднялся на ноги, когда Мэгги выскочила из-за угла и налетела на меня — всем фронтом своей женской сущности, на полной скорости, губами вперед. Она целовала меня так крепко и жестко, что я глотал кровь со своих треснувших губ, и это было прекрасно. Пахла Мэгги точно так же — корицей, лимоном, девичьим потом, — и чувствовал я ее гораздо лучше, чем все это время позволяла память. Когда же наконец она ослабила объятья и чуточку отстранилась, в ее глазах стояли слезы. В моих — тоже.
— Он умер? — спросил один слепец.
— Не думаю. Вроде еще дышит.
— А пахнуть лучше стал.
— Шмяк, у тебя и лицо очистилось, — сказала Мэгги. — Так ты меня узнала? Даже с бородой и всем остальным?
— Сначала сомневалась, но все равно рискнула вот так напрыгнуть, а потом признала тебя вот по этому. — И она показала на мою рубаху, торчавшую спереди шатром. А затем схватила меня за эту предательскую тварь, вместе с рубахой и всем остальным, и потащила к калитке в стене. — Заходи. Надолго не получится, но хоть что-то наверстаем. У тебя все в порядке? — Мэгги обернулась через плечо и сдавила меня покрепче.
— Да, да, я просто пытаюсь придумать метафору.
— Он там наверху бабу себе раздобыл, — услышал я сзади голос слепца постарше.
— Ага, я слышал, как она упала. Поддержи меня чутка, я тоже пошарю.
Во дворе, с Мэгги, за чашкой вина я спросил:
— Так на самом деле ты меня не узнала, правда?
— Узнала, конечно. Я так никогда раньше не поступала. Надеюсь только, никто не заметил. За такое женщин до сих пор побивают камнями.
— Я знаю. Ох, Мэгги, мне столько всего нужно тебе рассказать…
Она взяла меня за руку:
— Это я знаю. — И посмотрела мне в глаза, и мимо них, и ее голубые глаза искали чего-то за мной.
— У него все хорошо, — наконец произнес я. — Он ушел в пустыню поститься и ждать весточки от Господа.
Мэгги улыбнулась. В уголках ее рта запеклось немного моей крови. А может, вина.
— Так он вернется домой, чтобы стать Мессией?
— Да. Но не думай про него, как все остальные.
— Остальные думают, что Мессией может оказаться Иоанн.
— Иоанн… Он…
— Сильно злит Ирода, — пришла мне на выручку Мэгги.
— Знаю.
— И вы с Джошем все равно останетесь с Иоанном?
— Надеюсь, что нет. Мне хочется, чтобы Джошуа ушел. Я просто должен утащить его подальше от Иоанна, чтобы разобраться, что к чему. Может, с этим постом…
Железный запор на калитке дрогнул, загрохотал, потом затряслась вся калитка. Когда мы вошли, Мэгги предусмотрительно ее заперла. С той стороны кто-то чертыхнулся. Иаакан, очевидно, не справлялся с ключом.
Мэгги встала и дернула меня за собой.
— Слушай, в следующем месяце мы с Марфой идем в Кану на свадьбу — через неделю после Праздника кущей. Иаакан не сможет — у него заседание Синедриона или что-то вроде. Приходи в Кану. И Джошуа приведи.
— Постараюсь.
Она подбежала к стене и подставила сцепленные стременем руки.
— Полезай. — Но, Мэгги…
— Не хлюздить. На руки — на плечи — и на ту сторону. Осторожно — на стене черепки.
И я послушался — одну ногу в стремя, другую Мэгги на плечо, и через стену, не успел Иаакан выломать калитку.
— Поймал одну! — воскликнул слепец постарше, когда я сверзился на них.
— Придержи ее, я щас засажу.
Я сидел на валуне и ждал, когда Джошуа вернется из пустыни. Он вышел, я протянул ему навстречу руки, и он рухнул. Я едва успел его поймать и осторожно опустил на камень. Ему хватило ума обмазать все неприкрытые участки тела жидкой грязью, — вероятно, мешал пыль с собственной мочой, чтобы не сгореть, однако на лбу в нескольких местах грязь отсохла, и кожа там сошла до мяса. Руки стали тоненькими, как у маленькой девочки, и широкие рукава плавно обтекали кости.
— Ты как?
Он кивнул. Я протянул ему курдюк с водой, который держал в тени, чтоб не нагревался. Джош пил экономными глоточками, постепенно приходя в себя.
— Акриду? — Я протянул ему зажатую в пальцах хрусткую казнь египетскую.
При виде насекомого у Джоша сделалось такое лицо, будто он сейчас сблевнет всей выпитой водой.
— Я пошутил. — И я развязал котомку: финики, свежие фиги, маслины, сыр, маца и полный мех вина. Днем раньше я сгонял новенького в Иерихон за провизией.
Джошуа посмотрел на все это изобилие и ухмыльнулся, но сразу же прикрыл рот рукой.
— Ой. Оу. У-у.
— Что такое?
— Губы… обветрило.
— Мирра. — Я извлек из котомки пузырек мази. Через час Сын Божий освежился, омолодился и мы сидели и допивали вино — после нашего возвращения из Индии больше года назад Джошуа пил впервые.
— Ну и что ты видел в пустыне?
— Дьявола.
— Дьявола?
— Ну. Он меня искушал. Власть, богатство, секс — ну и прочее в том же роде. Я его отверг.
— И как он выглядит?
— Дылда.
— Дылда? Князь тьмы, змей-искуситель, источник всеобщего разложения и зла — а ты только и можешь сказать о нем, что он дылда?
— Довольно-таки дылда.
— О, ну это уже лучше. Я буду осторожнее. Ткнув рукой в новенького, Джошуа проговорил:
— Он тоже дылда.
И тут я понял, что Мессия, должно быть, чуточку окосел.
— Это не дьявол, Джош.
— Да? Тогда кто это?
— Я Филипп, — ответил новенький. — И завтра я иду с вами в Кану.
Джошуа стремительно развернулся ко мне и чуть не свалился с камня.
— А мы завтра идем в Кану?
— Да. Там Мэгги, Джош. Она умирает.
Филипп, которого прозвали Новеньким, попросил, чтобы в Кану мы пошли через Вифэнию: у него там жил друг, которого он хотел завербовать к нам в попутчики.
— Я сначала думал, он пойдет со мной за Иоанном Крестителем, но он не клюнул на акриды и ямы. А сам он из Каны. Ему наверняка захочется дома погостить.
Когда мы в Вифании вышли на площадь, Филипп окликнул белобрысого паренька, сидевшего под смоковницей. Паренек был тот же самый — это его мы с Джошем видели, проезжая через Вифанию больше года назад.
— Эй, Нафанаил, — сказал Филипп. — Мы тут с друзьями в Кану идем. Давай с нами. Сами они из Назарета. А вот этот, Джошуа, — он может оказаться Мессией.