– Не знаю. Мужик как мужик.

– Черт. Черт, черт, черт. – Таннер выпустил Бекки, посмотрел в сторону зала, где его ожидал провал. – И ведь надо же, чтобы это случилось именно сегодня. Я ведь правда не… а теперь… черт. Это будет полная жопа.

– Прости.

– Тебе не за что просить прощения. Ты была права. Это надо было сделать.

– Ладно, но… – Она вздохнула. – Со мной случилась удивительная вещь. Там, наверху, в алтаре. Таннер, это удивительно. По-моему, я видела Бога.

Таннер насторожился.

– Я хочу быть христианкой, – продолжала Бекки. – Я хочу, чтобы ты помог мне стать настоящей христианкой. Даже если это значит… я не знаю, что это значит. В смысле, для нас с тобой. Ты мне поможешь?

– Ты видела Бога!

– Мне так кажется. Я долго молилась. И почувствовала в себе Бога – почувствовала Иисуса. Он был там.

– Ух ты!

– Тебе когда-нибудь доводилось чувствовать подобное?

Он не ответил. Похоже, она его напугала.

– Хочешь, возвращайся к Лоре, – предложила Бекки. – Мне не следовало на тебя давить. Я поступила эгоистично и хотела сказать тебе об этом. Я хочу стать лучше. И если ты хочешь быть моим другом или просто общаться, ничего страшного. Прости, что давила на тебя.

Он уставился на нее.

– Ты этого хочешь?

– Не знаю. Хотела, но… я имею в виду, нам некуда спешить. Если ты сейчас вернешься к ней… может, тебе лучше вернуться к ней. Попросишь прощения, может, она согласится с тобой играть.

– Нам выступать через десять минут!

– Чуть-чуть задержитесь, никто не уйдет. Сходи к ней. Иди. Приведи Лору.

Таннер явно растерялся.

– Ты же так переживала из-за нее.

– Прости! Я ошибалась! Прости!

Бекки вскинула руки и заметила, что по-прежнему держит буханку хлеба. Положила ее на стол с церковной литературой. Таннер вновь обнял Бекки.

– Я хочу быть с тобой, – заявил он. – Мне надо было сразу это сказать. Я с ума по тебе схожу. Выступить будет непросто, но я не жалею о Лоре.

Бекки взглянула поверх плеча Таннера и увидела в коридоре Клема. Он выглядел как полоумный. Несколько часов назад Бекки больше всего хотелось, чтобы ее увидели в объятиях Таннера, и вот Лора уже не помеха, желание ее сбылось, но видит ее Клем.

Бекки высвободилась из рук Таннера.

– Иди, приведи ее.

– Ни за что.

– Кто-то должен ее привести. Вы сегодня должны сыграть в полном составе.

– Плевать. Главное, что ты в меня веришь.

– Да, но тебе все равно нужно ее привести. Просто скажи ей… да скажи что угодно, лишь бы вернулась.

– То есть ты в меня не веришь?

– Нет, верю, но… – Бекки представила разочарование Гига Бенедетти, его злость, когда “Ноты блюза” выйдут на сцену без певицы, ради которой он приехал. Бекки во всем виновата, ей и исправлять ситуацию. – Где она живет?

– Да она меня сейчас, наверное, и на порог не пустит.

– Я сама за ней схожу. Все равно я должна перед ней извиниться.

– Шутишь? На тебя она злится еще больше, чем на меня.

– Где она живет?

– В квартире над аптекой. С Кей и Луиз. Нет, Бекки, не надо.

Она застегнула пальто. Расставаться с сырно-луковым хлебом не хотелось, но и таскать его с собой неудобно. Бекки гадала, куда бы его пристроить, и тут к ним подошел Клем.

– Клем, – нервно произнес Таннер. – С возвращением.

– Мне надо поговорить с сестрой.

Бекки расстелила церковный бюллетень, завернула в него хлеб – правда, бюллетень скрывал буханку так же плохо, как ее саму вчера одеяло в Таннеровом фургоне. Таннер обнял ее сзади за шею, чмокнул в щеку.

– Не ходи никуда, – попросил он. – Мне нужно знать, что ты на меня смотришь.

И поспешил в зал. Удовольствие от поцелуя уничтожила неловкость оттого, что Клем все видел. Не оглядываясь на брата, Бекки выбежала из церкви. Вычищенные тротуары покрывал свежий снег, и Клем шел за ней следом.

– Не ходи за мной, – сказала она.

– Почему ты не хочешь со мной поговорить? Ты накурилась, что ли? Впервые вижу тебя такой.

– Оставь меня в покое!

Она поскользнулась – под снегом оказался лед, – Клем поймал ее за запястье.

– Что происходит?

– Ничего. Мне нужно поговорить с Лорой.

– Добрински? Почему?

Бекки вырвала руку и вновь устремилась вперед.

– Потому что Таннеру нужно, чтобы она выступила сегодня, а она не хочет.

– Погоди. Так вы с ним…

– Да! И что? Я с Таннером! И что?

– Когда вы успели?

– Не ходи за мной.

– Я всего лишь пытаюсь… Ты с Таннером?

– Сколько тебе повторять?

– Ты сказала это только раз.

– Я с Таннером, а он со мной. Ты что-то имеешь против?

– Нет. Просто удивлен. Дейви Гойя сказал… Ты теперь тоже куришь траву? Из-за Таннера?

Бекки шагала вдоль снежного кряжа, оставленного уборочной машиной на Пирсиг-авеню.

– Таннер тут ни при чем. Я сделала ошибку.

– Я всегда думал, что он курит траву.

– У меня своя голова на плечах, Клем. Не надо мне объяснять, что хорошо, что плохо. И вообще не лезь не в свое дело.

Впереди показалась аптека. На втором этаже горел свет.

– Хорошо, – хрипло ответил Клем. – Я не буду лезть не в свое дело. Хотя должен сказать…

– Что ты должен сказать.

– Не знаю. Я просто удивлен. То есть – Таннер Эванс? Он, конечно, хороший парень. Очень славный, но… не самый энергичный. Скорее мямля.

Бекки охватило новое, ошеломляющее чувство – ненависть к Клему. Как будто любовь к нему резко вывернули наизнанку, разорвав в спешке.

– Иди к черту, – сказала она.

– Да ладно тебе. Я же не диктую тебе, что делать. Но у тебя еще столько всего будет. Ты поступишь в университет, у тебя вся жизнь впереди. А Таннер… не удивлюсь, если он так и останется в Нью-Проспекте.

Бекки остановилась, повернулась к нему.

– Иди к черту! Меня от тебя тошнит! Меня тошнит оттого, что ты осуждаешь меня и моих друзей! Ты всю жизнь меня осуждаешь, меня от этого тошнит! Мне не шесть лет! У тебя же теперь есть твоя удивительная подружка, которая любит секс и которая изменила всю твою жизнь, – вот и хватит мною командовать, иди ей указывай! Или она не мямля!