– Да и на тех же тоже нет никаких пешеходов.

– Верно, но здесь их еще меньше, чем обычно. Это просто улицы для быстрой езды.

– Отрицательное количество пешеходов?

– Да, ведь и правда, – соглашается Эйб. – Мы много ими пользуемся. Это вроде как Фэрхевен, или Олив, или Эдингер.

– Совершенно верно, – удовлетворенно подтверждает Сэнди.

– Ладно, – сдается Таши, – пусть будет пять. В ОкО пять улиц.

– Как вы думаете, – спрашивает Джим, – это что, последствие законов о районировании? Почему оно так?

– Туг скорее привычки, чем законы, – качает головой Таш. – Магазины любят держаться поближе друг к другу, жилые дома так и строятся – пачками, берут участок и застраивают сплошняком.

– И ведь каждая улица – со своей историей. – У глядящего в окно Джима пораженное, недоумевающее лицо, словно он впервые видит родной округ. – Боже ты мой!

– Вот ты, Джим, ее и пиши…

– Кстати, об улицах и истории, – вспоминает Сэнди. – Недавно, очень ясным утром, я ехал на восток по Гарден-Гроув. Это было как раз то утро, когда задула Санта-Ана. Призрачное такое утро, было видно и Болди, и Эрроухед, и все, что тебе угодно. Солнце только что взошло, и я посмотрел на север, где когда-то была старая Ориндж-Пласа, – ну чуть, может, позападнее того места. И я не поверил собственным глазам! Понимаете, я вдруг увидел эту улицу, которую никогда раньше не видел, по одной ее стороне были тонкие, очень-очень высокие пальмы, а проезжая часть вроде как из белого бетона, широкая такая, шире, чем обычно бывает, а дома по каждой стороне все отдельные, на одну семью, и у каждого свой двор – маленькие такие особнячки, дворики, окруженные заборами, и газоны, и дорожки – ну все, что положено. Понимаете, это было точь-в-точь как на старых снимках тысяча девятьсот тридцатых годов.

– Да где это, где, где, где? – взволнованно подскочил Джим; он перегнулся через спинку переднего сиденья и заглядывает Сэнди в лицо.

– Понимаешь, тут-то весь и облом – я не знаю! Я так удивился, что на ближайшей развязке съехал с дороги и поехал взглянуть на эту улицу. Подумал еще, что вот Джиму, наверное, интересно будет и что, может, я даже захочу купить здесь дом, если, конечно, по карману будет, это же все выглядело, ну просто… Ну и что, крутил я там добрые полчаса и ничего такого не нашел. Даже пальмы – а уж их-то вроде издалека должно быть видно! И вот, с того случая каждый раз, как я проезжаю этот участок, я гляжу и гляжу, но там ничего такого нет.

– Ну, ты даешь!

– Сурово.

– Понимаю я, понимаю. Это свет, наверное, был такой, или еще что. А может, искривление времени.

– Вот это да! – Джим не может сидеть спокойно, он каждую секунду подпрыгивает, чуть не стукаясь головой о крышу машины. – Вот бы мне это место найти!

Они едут дальше. В бегущих рядом машинах какие-то люди живут своей жизнью. Иногда попадаются дорожные тусовки – несколько сцепленных вместе машин, люди передают друг другу еду, бутылки, стаканы, играет музыка – во всех машинах одна и та же.

– Прибавим-ка газу, – говорит Таши. – А то есть чего-то захотелось.

– Проедем через какую-нибудь дорожную закусочную, – предлагает Сэнди. – Чтобы не съезжать с петли, какую выберем?

– «Джек-ин-де-бокс», – говорит Эйб.

– «Макдоналдс», – говорит Джим.

– «Бургер Кинг», – говорит Таши.

– Так куда? – кричит Сэнди, когда впереди показывается один из съездов к закусочным. Все орут каждый свое, а Таши перегибается через плечо Сэнди и тянется к управляющему переключателю. Однако тут же в его руку вцепляются Эйб и Джим, начинается потасовка. Вопли, ругательства, борцовские захваты, каратистские удары…

– Сравнительное испытание! – кричит в конце концов Сэнди. – Сравнительное испытание, мы пробуем везде.

Все согласны; Сэнди сворачивает на линкольновский съезд и проводит машину через «Бургер Кинг» и «Джека», ненадолго останавливаясь у окошек, чтобы компания успела сделать заказ, оплатить его и получить. Затем – разворот к крамеровскому съезду на Плацентию, чтобы посетить «Макдоналдс».

– Смотрите сами. Кинговский «уоппер», в нем же самое лучшее мясо, тут и спорить даже не о чем.

– Слушай, Таши, а что это там в нем такое, не то таракан, не то жук навозный.

– Скажешь тоже! Да ты в свой загляни, если не боишься, что стошнит. Кто ж не знает, что макдоналдские бигмаки делаются из отходов перегонки нефти.

– И ничего подобного! Они же тогда возбудили дело о клевете и выиграли его!

– Ну и что же, что выиграли, кто же их не знает, всех этих судей-адвокатов. Да ты взгляни на это мясо, это же слизь какая-то, тина болотная.

– Как бы то ни было, это выглядит лучше, чем двойной «джек» Эйба.

– Нашел с чем сравнивать.

– Чего вы там несете, – возмущается Эйб. – «Джек» вполне нормальный, и вы, главное, посмотрите, какой к нему идет молочный коктейль. С вашими и равнять-то нельзя. Макдоналдский, так это пенопласт какой-то, а в кинговском и вообще, кроме воздуха, ничего нет. Настоящий молочный коктейль, из настоящего мороженого, можно получить только в «Джеке».

– Молочный коктейль? Молочный, говоришь, коктейль? Да ты не знаешь даже, какой у него вкус, у этого самого молочного коктейля! Их же в этой стране забыли, как и делать, еще в том, наверное, тысячелетии! У тебя в стакане самый обычный шейк, а мой, маковский шейк ничем не хуже. Вот, даже с апельсиновым ароматом.

– Слушай, Джим, ты бы все-таки постеснялся, здесь же люди едят. Меня чуть не вытошнило.

– И чипсы маковские тоже самые лучшие. Эти твои, джековские, они же колючие, ими ширяться можно вместо шприца.

– Ну вы только послушайте, как он заговорил! Крутой парень. Сказал бы я, на что твои-то чипсы похожи, да пожалею невинные ушки здесь присутствующих. И вообще, кончай трепаться.

– Ничего я не треплюсь! Сэнди, вот ты, давай ты выбери. Попробуй вот этот.

– Нет, Сэнди, сперва мой! Кусай!

– М-м-м, м-м-м, м-м-м.

– Вот видишь, ему мой понравился.

– Да нет, он же сказал «уоппер», вы что, не слышали?

– Они в точности одинаковые, – заявляет Сэнди, проглотив последний кусок.

– Тоже мне судья!

– Лучший молочный коктейль… – начинает Эйб.

– Шейк! Шейк! Нету никаких молочных коктейлей! Мифическая субстанция!

– Лучший молочный коктейль, лучшие чипсы, самый нормальный гамбургер.

– Переводя на самый нормальный язык – тошнотворный гамбургер, – поправляет его Таши. – Куда ни кинь, основная составляющая каждого американского тела – это гамбургер, все прочее – так, завитушки да украшения. А самые лучшие гамбургеры – у «Бургер Кинга», остальные им и в подметки не годятся. Так что сами должны понимать.