Артур. — Так бы сразу и сказали — спонсорша ваша! И много бабосиков отваливает? Ну, на ваши BDSM-спектакли? Блин, как бы я хотел посмотреть! Можно мне контрамарочку? — и он опять прижался к Леониду, сделав умилительно-просящую мордашку.

Мой бывший уже был на грани истерики. Я поняла это по тому, как покраснели его уши. Они теперь полыхали алым цветом и наверняка в темноте могли служить опознавательными огнями. Меня раздирало внутри от смеха, но я старательно сдерживалась, — так хотелось досмотреть устроенный Уваровым спектакль.

— Мельпомена — дочь Зевса и Мнемозины, я — её верный служитель! — истерично выстрелил словами Леонид.

— Ну, а я о чем?! — сладенько улыбнулся Артур. — Так вы нижний! Я так и думал! Тоже пассик, да?

— Какой ещё пассик?!

— Ну, мужчинка, который предпочитает… — и он развернулся, оттопырил зад, покрутил им перед ошарашенным Леонидом, повернул к нему голову и продолжил, — в попочку!

— Нет! — заорал вдруг вошедший, яростно махнув рукой, словно шашкой в бою. — Я не из таких! Я вам не пидорас какой-нибудь!

— А-а-ах! — вырвалось удивлённое у Артура. Он выпучил глаза, подбородок его задрожал, губы скривились. Всё лицо выдавало последний уровень терпения, за которым хлынут слёзы. — Вы гомофоб!!! — взвизгнул он тоненьким голосом.

Леонид растерянно захлопал глазами.

— Нет, я не это имел в виду.

— Как вы могли?! — продолжал истерить Уваров. — Вы назвали меня пидорасом! Это гомофобия! Это преступление против человечности! Это геноцид по признаку половой ориентации! — он бросал в лицо вошедшему одно обвинение хуже другого, и Леонид вжался спиной в дверь, из красного стал бледным, скукожился весь.

— Да я на вас в суд подам! Я вас посажу! Да я на вас напишу жалобу в Совет по правам человека ООН! — Уваров вбивал слова в уши моего бывшего, словно гвозди, и тот всякий раз тихонечко вздрагивал.

— Да я завтра же отправлюсь в ваш театр и всей труппе расскажу, какой вы гнилой человек! Вы — позор российского театрального искусства! У нас свободная страна, а такие, как вы, возвращают нас во времена жестокости и сексизма!

— Простите, я не хотел… — бормотал Леонид.

Уваров, сам того не зная (зато я прекрасно осознала) ударил по самому уязвимому месту моего бывшего — он смертельно боялся оказаться вне театра. Стать невостребованным, забытым, сидеть дома у вечно молчащего телефона и ждать, когда позовут сыграть хоть собаку в третьем акте какой-нибудь захудалой пьески. В этом он мне как-то сам признался.

Внезапно Артур замолчал, словно кран на его фонтане красноречия перекрыли.

— Гомофоб! Вон отсюда! — сказал он спокойным голосом, вытянув руку вперед и тыкая пальцем в грудь Леонида.

— Анжелика… — проговорил тот.

— Ликусеньке я тоже всё расскажу, какой вы подлец! — воскликнул Уваров.

Он отодвинул Леонида в сторону, раскрыл за ним дверь и пошёл вперед, заставляя моего бывшего ретироваться на лестничную клетку. Потом прикрыл дверь и прокричал в щель так громко, что голос его зазвенел по всему подъезду:

— И чтобы я вас больше здесь не видел, гомофобная скотина! Вы — позор драматического искусства! Ещё раз тут появитесь — всем про вас расскажу!

Вдалеке послышались поспешные шаги Леонида. Тот семенил вниз, от страха позабыв о лифте. Когда его козлиное цоканье стихло, Артур закрыл дверь. Я не выдержала и рассмеялась, повалившись на постель. Любимый вошел в комнату, стёр выдуманный пот со лба и сказал с улыбкой:

— Больше никогда в жизни не стану притворяться голубым.

— Ой, а почему? — хихикнула я. — У тебя так прекрасно получилось! Где ты взял всю эту пошлятину?

— В кино увидел.

— Ты смотришь такие фильмы? — делано поразилась я.

— Сейчас получишь по заднице за такие предположения, — с нарочитой строгостью предупредил Уваров. — То было обычное кино.

— Что же это за фильмы такие, где манерных гомиков показывают? — язвительно поинтересовалась я.

Шлёп! Это ладошка Артура совершила грехопадение на моё левое полупопие.

— Уф… — сказала я, прищуривая глаза. — Господин хочет меня отшлепать?

— И не только, — с деланой суровостью ответил Уваров. — Господин желает тебя наказать.

— За что же? — я захлопала глазками, сделав умильную испуганную мордочку.

— За плохое поведение, — нахмурился Артур.

— Пожалуйста, господин, накажите меня, — сказала я, стягивая шортики. — Я очень плохо себя вела…

И мы погрузились в ролевую игру, в которой я была глупенькая и ужасно похотливая девочка, которая нарушила с десяток правил совместной жизни, а Уваров — строгим господином, решившим её проучить. Надо ли говорить, что попка моя после воспитательных мероприятий сначала горела огнем от шлепков, а затем была обглажена, обцелована и облизана так тщательно, что я ощутила себя сладкой булочкой.

Глава 63

Ещё несколько дней после приснопамятного визита Леонида мы с Артуром практически не вылезали из постели. Навёрстывали всё упущенное за то время, пока делали друг другу мозги. То он мне, то я ему. Но об этом старались не вспоминать. Зачем? Мы теперь абсолютно счастливы. Вернее, почти. Глядя иногда, как утром Уваров стоит и задумчиво смотрит в окно, я понимала: для мужчины в жизни важно не только присутствие рядом любимой женщины. Не только крыша над головой, красивая и удобная одежда, надёжная машина во дворе. Для него обязательно, вот прямо как воздух, нужна самореализация.

А откуда ей взяться, если он без работы остался?

Я понимаю: такого спеца, как Артур, с руками и ногами оторвут. Примут в любую фирму, ему даже не придётся никого уговаривать, звонить, упрашивать. Всё дадут сами. Про себя тоже не забываю. Уверена, что и для меня работа найдётся, поскольку мы с Уваровым примерно на одном уровне. Может, у него опыта чуть больше, но недаром же хитрый Жираф пытался нас лбами столкнуть, выясняя, у кого он крепче?

Получилось, что все-таки тот контракт с Tes Kott заключили с помощью Артура. Но какое теперь это имеет значение? Мы как-то за завтраком обсудили наши текущие дела и решили пока повременить с трудоустройством. Захотелось побыть вместе, насладиться нашими постельными и прочими занятиями. Прогулками, походами в рестораны и кино, бесцельными покатушками по ночной Москве, когда город сверкает огнями, а главное нет никаких заторов.

И вот однажды, — примерно через дней десять, — возвращаемся