ней, Ясмин выпала роль древнеримской статуе в музее. В смысле, она лежала голая и не могла пошевелиться. Одно из самых отвратительных чувств в ее жизни.

— Вот она! — выкрикнула Низа.

Та неожиданно оказалась в эпицентре событий и застыла между Абалем и мастером Файоном. Даже Примула оттеснило человеческой волной к краю импровизированного круга.

— Это ее вина! — Низа заломила руки, и все ее маленькое фейское тельце застыло и словно нацелилось всей своей ненавистью в Ясмин. — Ее удивительные способности в ядоварении известны всей Варде, и кто знает, что она заставила выпить мастера Тихой волны?

Толпа заволновалась, и Ясмин поспешно отреагировала:

— Я вообще не была в лаборатории после последнего возвращения из Чернотайи.

— Я пока живой, — поддержал ее Абаль.

Они переглянулись, как попугайчики-неразлучники, и Ясмин окатило ещё не забытым ночным жаром. У Абаля порозовели скулы, и он с трудом отвернулся.

— Сие правда всем известная, — мастер Дея не посмела пересечь невидимой границы круга, которая отделила их вчетвером от толпы. — Мастер Белого цветка всегда славилась афродизиаками и приворотными.

Абаль открыл было рот, но Ясмин несильно ткнула его в живот. Мол, замолчи.

— Я варила приворотное один раз, — она уставилась на мастера Дею. — В качестве дипломной работы по вашему же предмету, и опробовала его на белке.

В толпе послышались смешки. Многие помнили развеселый опыт, когда влюблённая белка ходила за Ясмин хвостом и все время кусалась. То ли дозировку напутали, то ли приворотное оказалось забористым.

— И то верно, — крикнул кто-то из толпы. — Приворотное у неё только дурак возьмёт.

— И действует оно всего две недели, — поддержал второй. — А мастера-то месяц, как не видели. И было бы — выветрилось.

— Я оправдан, — одними губами шепнул Абаль. — Я не пил.

Ясмин невольно усмехнулась.

Потом ее обвиняли, что она опаивала мастера Файона, и тот художественно молчал, хотя она ему и воды не наливала за все время их общения. Ко всеобщему удивлению, на ее защиту стал Примул, объявив их брак с Абалем законным.

— Принимаю тебя, как дочь и отдаю сердце сына, — он возложил руку ей на голову, И Ясмин невольно склонилась.

Возможно это была клятва, потому что тело окатило мелкой дрожью, и тут же схлынуло. А когда выпрямилась, поняла, что все это время Примул смотрел на Файона.

— Нет, — сказал Файон. — Я вызываю на бой мастера Тихой волны и заберу силой своё по праву первого.

Он сказал это негромко, но его услышали. Тишина настала резко, словно кто-то выключил звук, только на балконе ещё переговаривались. Наверное, наверху слышимость было похуже.

Ясмин почти физически ощутила на себе сотни липких взглядов. Право первого обозначало, что она уже принадлежала другому мужчине — тому, который только что заявил это право. Медленно огляделась. Вчера она победила мастера Эгира, и ее едва на руках не качали, а сейчас готовы распять. Вчерашние идолы — топливо революций.

Вот чего хочет Файон. Именно этого. Победа в бою не даст ему Ясмин, но он пройдёт вихрем через Астрель с глазами, горящими свящённым гневом. С сердцем, пробитым стрелой измены. И если в бою погибнет Абаль, его простят и не раздумывая преподнесут венец следующего Примула. Но вот Абалю смерти Файона могут и не простить. Слишком многих он зацепил. Вчерашние влюблённые девочки выросли в юных дочерей сильных тотемов, юнцы, проигравшие ему на экзамене давно шагнули в мастера.

Абаль нахмурился. Понимал, в какую ловушку завёл их любимый дядюшка.

— Это невозможно, — говорить было страшно, но Ясмин привычно давила в себе этот страх. Роняла слова в звенящую тишину, как гальку в воду. — Вчера, приняв долг главы Бересклета, я связала свою судьбу с мастером Тихой волны.

Она подняла вверх руку, и дорогой шёлк стек до локтя, обнажая вязь главы тотема и филигранную розу, намертво спеленутую бересклетом.

Она мельком бросила взгляд вбок, на Файона. Тот молчал. Драматичная маска добродетели плотно сидела на его лице, но в желтых, по-совиному круглых глазах горел огонь. Пожар страшных и совсем не понятных Ясмин чувств пожирал его заживо. Несколько лепестков он смотрел на неё не отрываясь, а после развернулся и пошёл прочь. Человеческое море распалось перед ним на две испуганные половины. За ним побежала Низа, после, сохраняя достоинство, ушли мастер Дея и отец Хрисанфа. После кто-то ещё. Несколько боевых мастеров, занимавших оппозицию нынешнему Примулу, тотем Таволги и тотем Ильма, предавшие своего покровителя. Только госпожа Милева скользнула сожалеющим взглядом по Ясмин. Но о чем бы она не сожалела, ее выбором стало подчиниться главе Аквилегии.

Абаль встал рядом с Ясмин, перетягивая внимание на себя, и также поднял руку, обнажая запястье с парной венчальной татуировкой. Толпа заволновалась, текуче сдвинулась цветными стенами, сжала их в узкое кольцо, чтобы рассмотреть парную вязь подробнее. Подивиться новой главе Бересклета, которая поколение спустя вознеслась снова.

Вязью восхищались, филигранной розе делали комплименты, заверяли в преданности Абаля и опасливо изучали Ясмин. Вчерашнюю бесправную девочку, которая нагнула систему. И ведь выгорело, надо же.

Ясмин высокомерно улыбалась и читала в лицах — никто и никогда не упрекнёт ее отныне. Никто и никогда не вспомнит мастера Файона в ее присутствии. Мастер Файон стал прошлым в ту секунду, как вышел из круга, но уже никогда Ясмин не узнает, почему он вышел.

— Примите поздравления в столь светлый день! — заверили Ясмин две одинаковые девчонки, пока их отец мялся около Абаля, выражая преданность Примулу и ему лично.

Ясмин благосклонно кивнула. Оглядела напиравшую толпу и вдруг поймала растерянные напряженные взгляды юных ростков Бересклета, которых огибало